Бунт на «Кайне»
Шрифт:
Попытка отыскать какие-либо следы Мэй кончилась полной неудачей. Она как сквозь землю провалилась. Вилли без конца звонил в контору Марти Рубина, но агента не было на месте. Мать ни слова не проронила о Мэй, и это его тоже раздражало: он расценил это как некий намек на то, что она выиграла битву раз и навсегда.
Его предположение было совершенно неверным. Миссис Кейт избегала затрагивать этот предмет из боязни. Она чувствовала себя при нем неловко. С первой же их встречи в феврале он показался ей постаревшим: изменились его глаза, жесты,
— Грустно, наверное, было покидать свой старый корабль после стольких лет, — сказала она ему, здороваясь.
— Счастливейший момент в моей жизни, — буркнул он, отлично зная, что повторяет слова Де Врисса, произнесенные им два года назад. Он плюхнулся на сиденье рядом с ней, и почти час они ехали молча. Когда они проезжали по мосту Трайборо-бридж, Вилли неожиданно произнес:
— Я попытаюсь установить, где сейчас Мэй. Такое впечатление, что она исчезла. Ты случайно ничего не слыхала о ней?
— Нет, Вилли, ничего не слыхала.
— В июне я написал ей письмо с предложением выйти за меня замуж. Она так и не ответила.
— Вот как? — Миссис Кейт продолжала смотреть на дорогу.
— Это тебя удивляет?
— Не слишком. Последний раз ты ведь видался с ней в феврале.
— Меня это удивило. Я порвал с ней. После этого я пять месяцев ей не писал. И вдруг, в один прекрасный день написал. — Он следил за выражением лица матери. — Ты очень огорчилась?
— Судя по тому, что ты рассказываешь, чему же огорчаться?
— Ты будешь очень огорчена, если я женюсь на ней? Если она согласится выйти за меня, я женюсь. Это точно.
Миссис Кейт бросила на него быстрый взгляд. В это мгновенье она показалась ему робкой, седой, старой женщиной, и Вилли почувствовал прилив острой жалости к ней. Затем она повернула лицо в сторону дороги, и он увидел ее профиль — решительный и волевой, как всегда. Она долго не отвечала на его вопрос.
— Ты стал взрослым. Ты знаешь все, что я могу сказать тебе. Если ты до сих пор продолжаешь добиваться Мэй, значит, она обладает такими качествами, которые у меня не было случая заметить. Надеюсь, она не питает ко мне ненависти.
— Конечно нет, мама.
— Я не хотела быть выключенной из твоей жизни, как бы ты ни поступил. У меня не так-то много сыновей.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Почему ты это сделал именно сейчас? Ты ни разу не поцеловал меня с тех пор, как вернулся.
— Я сейчас как в тумане, мама. Когда я найду Мэй, я, возможно, опять стану нормальным человеком…
— Привези ее домой, дай мне возможность узнать ее. Разве ты был справедлив ко мне? Разве ты не скрывал ее, как какую-нибудь дешевую связь? Я приняла ее по той цене, которую ты ей назначил, Вилли. И в этом суть дела.
«Точный выстрел. Только это часть правды, — подумал Вилли, — потому что чувство собственности, свойственное моей матери, имеет свою бурную историю».
Он почувствовал облегчение, видя, что мать сложила оружие.
— Я привезу ее домой, мама, как только найду.
Он позвонил Рубину в контору, как только внес в дом чемоданы. На этот раз агент взял трубку.
— Вилли! Наконец-то. Я жду уже не первый месяц, когда ты объявишься…
— Где Мэй, Марти?
— Чем ты сейчас занят? Ты где находишься?
— Дома в Манхассете. А что?
— Ты можешь приехать в город? Я хотел бы с тобой потолковать.
— Где Мэй? Она здорова? К чему вся эта таинственность? Она вышла замуж или что-нибудь случилось?
— Нет, она не вышла замуж. Слушай, ты не можешь приехать, что ли? Дело довольно-таки важное…
— Конечно, могу. Буду у тебя через час. Но в чем же дело?
— Давай приезжай. Ко мне в контору. Брилл-билдинг. Жду тебя здесь.
«Контора» Рубина представляла собой письменный стол в тесной комнате, где стояло еще четыре стола, занимаемых другими агентами. Как только Вилли появился в дверях, Рубин встал и снял со спинки своего стула висевшее на нем яркое, клетчатое пальто.
— Привет, лейтенант. Пойдем куда-нибудь, где можно поговорить.
Пока он вел Вилли по 47-й улице, а затем повернул с ним на Седьмую авеню, он не сказал о Мэй ни слова. Рубин забрасывал его вопросами о нападениях камикадзе, о работе тральщиков, пока, наконец, Вилли не прервал его.
— Послушай, Марти, я хочу знать…
— Знаю я, что ты хочешь знать. Мы пришли.
Они вошли через вертящуюся дверь в нарядный и людный вестибюль популярного у туристов отеля. Вилли он был хорошо известен. Он тотчас же узнал характерный для этого места запах освежителя воздуха — каждый отель в Нью-Йорке имеет свой неповторимый запах. Марти подвел его к большой афише, висящей под стеклом в центре вестибюля, и указал на нее пальцем.
— Вот твоя Мэй. Она останавливается здесь.
Сегодня и каждый вечер в роскошном зале «Ацтек» божественные звуки саксофона в блестящем исполнении УОЛТЕРА ФЕЗЕРА в сопровождении оркестра и песенки в исполнении МАРИ МИНОТТИ Любимицы БродвеяНа афише были изображены саксофонист и Мэй, стоящие рядом у микрофона.
— Теперь ты все знаешь, — сказал Рубин.
— Что знаю? Почему она переменила имя?
— Говорит, что прежнее не принесло ей счастья. Она начала работать с Фезером недели через две после твоего отъезда, Вилли. Она… она с ним спуталась.
Вилли передернуло от его тона и его слов. Он еще раз поглядел на саксофониста. Очки без оправы, тонкие губы растянуты в бесстрастной сценической улыбке, длинный нос…