Бунт на «Кайне»
Шрифт:
Они стояли друг против друга на расстоянии не более полуметра, словно боксеры на ринге.
— Нет. Мне кажется это вульгарным.
— Спасибо, милый. Все репортеры ночных клубов в городе похвалили меня за то, что я совершенствуюсь.
— Репортеры ночных клубов этим зарабатывают себе на жизнь.
— У тебя чудное настроение по случаю возвращения домой.
— Ты голодна?
— Не имеет значения. Ты сказал, что тебе нужно поговорить со мной. Здесь так же удобно, как и в любом другом месте,
Они подошли к ближайшему столику и сели. Вилли распахнул плащ и стащил с шеи шарф. Мэй глубже закуталась в свое пальто. Ему показалось, что она дрожит.
— Ты стал совсем другим, — проговорила она.
— Почему ты не ответила на мое письмо?
— Что тебе сообщил Марти?
— Это не важно.
— Ты всегда терпеть его не мог. И никогда не считал его своим другом. Бог знает, почему ты ему нравишься…
— Ты не считаешь, что я имею право получить ответ на свой вопрос? А не слышать только: «Спасибо, нет. У меня есть саксофонист и я теперь блондинка».
— Я не обязана выслушивать всякие гадости. Вспомни, друг мой, что ты столкнул меня в грязь. А кто-то взял и поднял меня из нее, какое тебе до этого дело?
— Мэй, все, что я сказал в своем письме, я могу повторить сейчас. — Он хотел добавить «я люблю тебя», но не смог. Кругом было слишком много улыбающихся ацтекских масок.
Выражение ее лица смягчилось.
— Это было чудесное письмо, Вилли. Я плакала, читая его. Оно до сих пор хранится у меня. Но ты опоздал на четыре месяца.
— Почему? Ты разве обручена или замужем? Что случилось?
Мэй отвернула от него лицо.
По лицу Вилли пробежала судорога. Он спросил ее напрямик:
— Ты его любовница?
— Такого слова-то больше не существует. Любовницы исчезли со времен Диккенса, дорогой мой.
— Ответь мне, Мэй!
Она повернулась к нему. Лицо ее так побелело, что ее грим показался ему слишком ярким.
— А ты как думаешь? Что делают взрослые люди, когда они вместе день и ночь, как мы с Уолтером, играют в камешки? Все о нас всё знают. А ты лезешь со своими дурацкими, старомодными вопросами! — Слезы выступили у нее на глазах.
Вилли едва мог вымолвить что-то. Ком стоял у него в горле.
— Я… не надо, не надо, Мэй.
— Ну, я думаю, этим все сказано, так ведь?
— Не обязательно… Я только… — Он оперся подбородком на кулак. — Дай мне десять секунд, чтобы прийти в себя…
— Это все, что тебе надо знать? — сказала она с горечью. — У тебя ведь такие широкие взгляды.
Вилли посмотрел на нее и кивнул.
— Ну все, проглотил. Пойдешь за меня замуж?
— Теперь ты благородничаешь. Благодарю — это твоя длинная масть. Утром ты одумаешься и живо ретируешься.
— Мэй, послушай, я люблю тебя и всегда буду любить. Как бы ты меня ни называла, я это заслужил. Все, что случилось, — моя вина. У нас могла быть настоящая любовь, настоящая весна и все то, о чем пишут в книжках. Я все испортил. Но мы созданы друг для друга, я уверен в этом. Если ты любишь меня, выходи за меня замуж.
Мэй не отняла руки. Ему показалось, что он ощутил ее легкое пожатие. Ее крашеные волосы мучили его, и он старался не замечать их.
— Почему ты так изменился, Вилли? Ты стал другим.
— Я чуть не погиб, и тогда я понял, что ты — единственное, что я боюсь потерять. — Ему самому понравилось, как он это сказал, но про себя подумал, так ли уж она ему нужна. И все же нахлынувших чувств было уже не остановить. Мысль о том, что он должен добиться Мэй, укоренилась в его сознании.
— Вилли, что ты хочешь от меня? — устало спросила она. — Чтобы я жила с тобой в колледже на солдатские гроши, жарила отбивные, стирала пеленки и беседовала с тобой о книгах? А ведь я зарабатываю двести пятьдесят в неделю.
Он потянулся к ней и поцеловал ее. Ее губы улыбались, когда он их целовал. Он вскочил на ноги, притянул ее к себе и стал осыпать ее лицо поцелуями. И на этот раз она ответила, как когда-то. Она откинула назад голову, а он продолжал обнимать ее, и произнесла низким голосом:
— Удивительно! Все так же, как прежде.
— Тогда — решено…
— Отнюдь нет. Садись, морячок! — Она толкнула его на стул, села сама и прикрыла глаза рукой. — Однако ж! Чепуха какая-то начинается, прямо скажем. Просто диву даешься…
— Ты любишь этого Фезера?
— Если называть любовью то, что было у нас с тобой, то такие вещи не повторяются. И слава Богу.
— Он стар для тебя.
— А ты молод. Во многих отношениях — это еще хуже.
— Ты не можешь целовать одинаково двух мужчин так, как целовала меня сейчас. Ты не любишь его.
— Секс занимает ничтожную часть дня.
— Зато из-за него стоит прожить всю остальную часть.
— У тебя всегда на все готов ответ. Скажи честно, Вилли, зачем тебе надо было снова являться невесть откуда? Все растоптано, разбито, и все кончено. Было прекрасно, но ты все испортил.
— Разве все дело в сексе? Мы с тобой одинаково думаем. Разговариваем, как прежде. Даже эти горькие слова, которые мы говорим друг другу, они живые и стоят того, чтобы их услышать, они волнуют, потому что мы их говорим друг другу…
— Я привыкла к деньгам.
— Я дам тебе эти деньги.
— Деньги твоей матери?
— Нет, я займусь бизнесом, если ты этого хочешь. Я могу начать любое дело, какое подвернется…
— Я думала, ты хочешь преподавать.
— Хочу. И я считаю, что ты глупости говоришь насчет денег. Ты дурочку валяешь.