Бунт вурдалаков
Шрифт:
И всё же до его мозга дошел смысл испускаемой чудовищем-телепатом психоречи. Он понимал почти всё. Он повторял про себя каждое слово, вникая в потаенный смысл.
— Нам, Властелинам Пристанища и Хозяевам Предначертаний Извне, сподобившим самих себя к высокой участи богочеловеков и споспешествующих Черному Благу всего сущего и псевдосущего во всех воплощениях, несущим на своих плечах бремя Великого Переустройства Вселенной и областей, находящихся за её пределами, высшей расе Мироздания, нам, всепроникающим и вездесущим, выпал тяжкий и священный жребий избавления Великого Космоса от живородящей материи низших порядков. Но не смерть мы несем на своих незримых крылах, а Черную Жизнь и Всевоплощение в цепи бесчисленных
Горе ищущим истоки наши и чёрные родники бытия нашего! Праотцы-зурги первопоколений Властелинов завещали нам Вечное Бытие, омовённое кровью предсуществ и существ низшего порядка. И потому мы, свято чтущие память и уложения Первых богочеловеков, незримо живущие в них, воплощенных в наши тела, соединенные узами Общего Вселенского Разума, в священный день седмицы должны оросить кровью белой жертвы свои души. Ибо не снизойдет прощение на предсуществ, занимающих нашу плоть, живущих не в своих обителях! Памятуя о Великом Предназначении и Предначертании Первоотцов, каждый из нас, миллионов и миллионов несущих Чёрный свет, обязан выпить кровь хотя бы одной жертвы…
И было так прежде, в благословенные времена, когда наши предки купались в крови предсуществ. Но не стало так, когда нам брошено было в Испытание то, о чём рассказывали вам из поколения в поколение, — Большое Странствие.
Сорок миллионов лет блуждали мы в пустынях Мироздания по ту и эту его стороны, сорок миллионов лет длился Великий Исход… И вот вернулись мы полные сил и веры. Но несказанно удалены от нас жертвы наши. И путь к ним, наш путь, прегражден и запутан. Мы вынуждены довольствоваться малым, бесконечно малым. Но час наш придёт — и отверзнутся Врата в Мироздание, и низринемся мы его Вечными Хозяевами, и Великое Переустройство станет законом мира! И перестанут быть предсущества! И настанет эпоха богочеловечества! Да будет так!
Истошный многоголосый вой взорвал гнетущую тишину. Клацанье зубов, клыков, пластин из дробно-прерывистого перешло в единое, мерное и громоподобное. В эту секунду Иван еле сдержал себя, чуть не сорвался.
Остановился он чудом, внутреннее, подспудное чутье остановило — рано, ещё рано! Нельзя бросаться под тысячи живых мощнейших гипноизлучателей пока она в их руках, это смерти подобно! Вот сейчас! Сейчас они её столкнут в пропасть, к чудищам! Главное, не прозевать! Успеть!
— Прими же Всесущий в сонме воплощений. Единый во множестве Вель-Ваал-иехава-Зорг, жертву за всех за нас! И надели нас жертвенной кровью в изобилии во веки веков, ниспошли нам её водопадами твоей щедрости!
Ум-м-мммм!!!
— У-о-ом-ммм!!! — в экстазе взревели все, стоящие и на ступенях, и в колоннаде, и на ярусах-этажах дьявольского храма.
— О-о-у-у-ууумммму-у-уо-о!!! — многократно ответило эхо.
Монстры не дотронулись до заколдованно-беспечной, завороженной Алены.
Напротив, они отодвинулись от неё, склонили жуткие головы. А она… она стала медленно подниматься над плитой. Она парила в тягучем, гнетущем воздухе. Удерживающая её сила была незримой. Она не просто поднимала её ввысь, но и медленно, невероятно медленно, тащила в сторону рва, распластывала её, в полнейшем безветрии раздувала её прекрасные волосы порывами урагана.
Алена была хороша как никогда — она возвышалась надо всем суетным и земным, возвышалась бесплотным ангелом, ослепительной небесной красавицей.
Это был её звездный час. И это был её последний миг в земной жизни.
Иван почти машинально, не понижая мощи внутренних полей, перевел датчики ритмов в предельное, крайнее положение, за которым не было ничего кроме небытия. Он вырвался из-за своего укрытия пулей. Сейчас он видел только её. Ничего иного не существовало. Фон — страшный, нелепый, жуткий фон из тысяч и тысяч чудовищнейших тварей с осьминого-человеком
— Ну, паскудины! Держись!
Иван прыгнул в ров, и по спинам, лбам, хоботам монстров, словно по кочкам в болоте, перемахивая через двух-трёх сразу, помчался к ней, Елене Прекрасной. Не воевать с «богочеловеками», не крушить их, не ввязываться в вековечно-нескончаемую бучу, а только лишь достичь её и спасти, Украсть!
Вырвать из лап неумолимого рока!!
Она не видела его. Она спала. Но это нисколько не мешало Ивану. В последнем прыжке он взвился над сонмом чудищ и монстров, ухватил её грубо, сильно, резко, но вместе с тем и нежно. Повис на какое-то время в воздухе, преодолевая путы незримого поля… и стал подниматься! Это было непостижимо! Этого не могло быть! Но поле-невидимка поднимало их надо рвом, ступенями, дьявольским храмом, чудищами, нелюдями, осьминого-человеком… поднимало к жгучему малиновому солнцу. — Жертва! Жертва!! Жертва!!! — гремело снизу. Сотни тысяч жёлтых, налитых глаз вздымали их вверх, просвечивая насквозь. Иван ничего не понимал. Может, так и должно было быть! Может, жертву бросали вовсе не в ров, а вздымали к источнику света, и она сгорала там?! А может, просто её надо было приподнять повыше, да и сбросить в ров, чтоб эффектнее, чтоб зрелище было острее?! Он не выпускал Алену. Он был готов умереть за неё… или вместе с ней!
— Жертва-а-а!!! У-уо-о-оммм-у-уу!!!
В таком поле злобы, ненависти и глупой ярости Иван не бывал давненько.
Только теперь он постиг понятие «чужой, чуждый разум». Это было очень страшно!
Они были во власти этого чуждого, злобного, изуверского разума.
А тем временем фигурки внизу становились совсем маленькими, микроскопическими. И сам огромный дьявольский храм казался причудливой и пестрой игрушкой, а ров — искрящейся шевелящейся лентой.
Теперь Иван ясно видел, что никакого малинового солнца нет, что светило имеет явно искусственное происхождение. Он сощурил глаза. Да, обычный, сверхмощный планетарный светильник. Только вот конструкции не разобрать… Но печет, жутко печет. Через несколько мгновений они обратятся в головешки. Иван заглянул в лицо любимой — оно было безмятежным, в широко открытых глазах стояла влажная потусторонняя пелена. — Уо-оммм-у-ооо, — тихо донеслось до них снизу.
И поле исчезло.
Перед началом падения их сильно тряхануло, качнуло, чуть не перевернуло вверх ногами, Иван ещё сильней обхватил Алену. Приготовился к худшему. Падение с такой высоты могло иметь лишь один исход.
Антигравитаторов нет, ничего нет, даже достаточно широкого полотнища, чтобы можно было спланировать, немного погасить ускорение свободного падения. Вот так проходит слава земная! Вот так всё и кончается! Мысли замелькали в голове у Ивана невообразимой калейдоскопической каруселью. Но одна была основной: это должно было когда-то случиться, ведь никто не наделял его бессмертием. Никто! Иди, и да будь благословен! Как давно это было. И было ли вообще?!
Уродливые рожи, Спасти, глотки, языки приближались стремительно. Вот оно — лицо смерти! — Иван приготовился закрыть глаза. Но когда он почти свежий веки, его тряхануло посильнее, чем несколько, мгновений назад, тряхануло так, что чуть не вылетели мозги из чёрной коробки, чуть не вырвало из рук Алену! И медленно повлекло куда-то в сторону ото рва… потом быстрее, ещё быстрее, неудержимо быстро. Стало темно, гулко, пусто.
Исчезло всё. И в этой пустоте выкристаллизовалась чёрная неестественно громадная тень корявого горбуна с клюкой. — Нет, Иван, ты не умрешь в этот раз, — ударило в затылок беззвучно и тупо, — тебе ещё рано на тот свет, ты ещё не всё поведал старому и доброму другу своему, дядюшке Авварону Зурр бан-Тургу, ты не забыл про меня, Ванюша, родной ты мой?!