Бунт женщин
Шрифт:
И в тот день она прибежала в церковь.
«Закрой глаза и ощутишь, как ангелы касаются тебя…» — голос матери.
Глаза закрыла, но ангелы не полетели рядом.
Церковь была пуста. Только старенькая баба Лиза мела пол.
Баба Лиза никогда ни с кем не заговаривала: зашёл человек в церковь — значит, ему нужно. И в тот день баба Лиза самым будничным образом мела пол большой метлой, а в солнечном свете, сеющемся сверху, плясала пыль.
— Господи, — попросила Леонида, — сделай что-нибудь, защити меня от наваждения. Что со мной? Почему моя голова не работает? Почему я не попадаю в Свет? Как же я могу
Дома она снова села за учебники и попыталась уговорить себя сосредоточиться.
Отец учил её справляться со всеми проблемами самостоятельно.
Как можно справиться с наваждением?
Девчонки из класса, ничуть не стесняясь, говорили о том, что живут с мальчишками, называя это словом «трахаться». Чтобы не забеременеть, пили таблетки.
Уроки в этот день она не сделала и поставила будильник на шесть — хоть задачи по геометрии успеть решить до школы.
Но уснуть не смогла почти до утра. Её ломало, как при высокой температуре: тело томилось, жаждало чего-то, пыталось что-то втолковать ей.
Первым уроком была история.
Войдя в класс, Мелиса почему-то сразу уставилась на неё и держала под прицелом весь урок.
В один из весенних дней задержала её после уроков.
— По-моему, ты хочешь со мной поговорить, — сказала она.
— Я?! С вами?!
— Ты — со мной! Учительская гудит: что происходит с нашей блестящей Леонидой? Ну вот, мы одни в классе, выкладывай, что превратило лучшую ученицу школы в существо, отключённое от учёбы? Не половое ли созревание?
Леонида плюхнулась на стул.
— Попала в яблочко? Какие там Пунические войны, разделы земель и свержения королей, когда мы воюем и не можем справиться с такой малостью, как собственные гормоны! Ну выходи из столбняка и подай знак: утопающий заглотнул порцию кислорода? По всей видимости — подыхает. Тогда слушай, девочка. Может, и не от всех болезней есть лекарство, но у меня для тебя от твоей болезни лекарство имеется. Оно — весть Прошлого, оно собрало солидную историю, оно — наука спасения. И я могу поделиться с тобой знанием. Не случайно же я, изгой в сегодняшней непонятной, мещанской, раздираемой противоречиями и жестокостью жизни, сбежала в историю. Хочу понять истоки и терроризма, и религиозной нетерпимости, и торговли людьми, хочу с помощью истории открыть — возможности спасения человечества. Хочу понять, как можно помочь людям увидеть истинные и ложные ценности. Не случайно же я не повесилась на крюке, не отравилась газом. Очень надеюсь разобраться и в собственной отверженности, хочу быть счастливой и научить других отверженных быть счастливыми. Твой выбор: полноценная жизнь или жизнь — отверженной?
— Почему «отверженной»? — пролепетала Леонида.
— Ну это уже получается разговор. Отверженной потому, что в России и во многих других странах женщина — существо второго сорта. О серьёзных вещах мужик с бабой, как правило, говорить не станет. Твоё место под звёздами определят твои зад, грудь, бёдра. И, если твои прелести не понравятся в этой жизни ни одному мужчине, ты не имеешь возможности получить физиологическое удовлетворение, — Мелиса пошла к окну.
На карнизе сидел голубь. Он не улетел, когда Мелиса подошла.
Сизый голубь, доверчиво, круглым рыжим глазом смотрящий на Мелису, подтверждал: Мелиса говорит правду.
— Ты можешь встать и уйти, дверь перед тобой. Я прошла свой путь унижений: не мужик, но и не кошечка для услады. Попробуй справиться с телом, попробуй справиться с водоворотом желаний, мыслей, планов.
Мелиса повернулась к Леониде, по её рыхлым щекам текли слёзы. Лицо некрасиво, сморщено в маску боли.
— Не жалей! — подняла Мелиса руку. — Я плачу не по своей жизни, а по несовершенству общества, не способного использовать собственные ресурсы. Если бы не парад бездарных, ограниченных, властных людей… — Она замолчала и после долгой паузы тихо сказала. — Хватит философствовать, я жду ответа: да или нет? Свою жизнь ты решаешь сама.
Они пришли к Мелисе.
В гостиной их встретило солнце. Не успела Леонида оглядеться, как Мелиса положила в её руки махровое, душистое, аккуратно сложенное полотенце.
— Сейчас мы по очереди примем душ. Иди первая и не задавай никаких вопросов, — приказала тоном, не допускающим возражений. — Ты пришла в гости, я угощаю тебя, а каковы мои угощения, скажешь потом.
Душ, сладко пахнущее полотенце, тихая музыка, с криком птиц, с плеском волн, и — Мелиса в бледно-зелёном халате с улыбающимися птицами, тоже сладко пахнущая, как и всё в этом доме.
Мелиса подошла к дивану и лёгким движением превратила его в громадную двуспальную постель, аккуратно натянула на матрас простыню. Повернулась к Леониде:
— До обеда я преподам тебе урок анатомии. Человек невежествен, а потому беспомощен. Он ищет помощи извне, а разве извне приходит помощь? Даже если и приходит, то вовсе не та, что нужна тебе. Только сам человек может помочь себе. Ну что ты так краснеешь? У тебя ещё есть возможность уйти и всю жизнь ждать принца, который к тебе не придёт, и на долгие годы остаться во власти своего неразгаданного тела, с заболоченной его желаниями головой. Есть возможность уйти, но есть и шанс овладеть своим телом. Закрой рот, отвалится челюсть. Расслабься и перестань трястись. Тебя хотят научить жить без подпорок. Даю тебе пять минут на размышления. Если принимаешь мой путь, раздевайся и ложись.
Голос, вкручивавшийся в Леониду штопором, заглушал музыку. Напор Мелисы лишил мыслей и слуха.
Но лишь Мелиса ушла на кухню, музыка зазвучала снова «Доверься», — звала она. «Доверься», — кричали птицы.
«Всю жизнь ждать принца, который к тебе не придёт…»
Она знает, что такое стенка. Стенка в актовом зале, с рикошетом звуков, с испариной от дыханий сотен человек. Подпирать стенку во время танцев — её удел. Ни разу за все танцевальные годы никто не пригласил её.
Низ живота сладко ныл. Он ныл теперь всегда, и из него рождались волны, окатывавшие её горячим потом.
Леонида присела на угол розовой простыни. Запах лаванды щекотал в носу.
У неё нет выбора.
Ушла Леонида от Мелисы совсем другим человеком, чем явилась к ней. Чуткие точки теперь подвластны ей. Теперь она сама может подарить наслаждение своему телу. Первый урок освободил её от её тела.
Переступила порог дома, улыбнулась родителям чуть припухшими губами, сказала им, что сыта, и рухнула в постель. Проспала до утра без снов. Утром голова работала лучше прежнего.