Бунтари и мятежники. Политические дела из истории России

Евдокимов Александр

На основании данных о повреждениях костей Д. Г. Рохлину удалось составить приблизительную картину произошедшего:

«Только один из ударов был нанесен противником, стоящим лицом к нападаемому, правильнее, несколько сбоку и спереди. Это был сравнительно легкий удар рубящим оружием (саблей или мечом) по левой ключице. Все остальные ранения были нанесены сбоку и сзади или уже по лежачему. Сбоку и сзади опытным бойцом был нанесен удар мечом по левому плечу, вызвавший значительное кровотечение и сделавший Боголюбского длительно небоеспособным, но это не удовлетворило нападавших. Были нанесены новые удары неодинаковым оружием: удар сзади по затылку рубящим оружием (мечом или боевым топором), тяжелое ранение, нанесенное сбоку колющим оружием (копьем)

в лобную кость. Последнее ранение само по себе могло бы повлечь в дальнейшем смерть».

В целом, характер ранений подтверждал летописный рассказ об убиении Андрея Боголюбского. Единственное противоречие между описанием летописца и криминологической картиной убийства Д. Г. Рохлин увидел в изображении ранения правой руки князя: «Петр же отсек ему правую руку». В ходе исследования скелета на правой конечности не были обнаружены характерные ранения, тогда как кости левой руки были рассечены в нескольких местах. Это позволило Рохлину сделать вывод о неточности, допущенной летописцами при описании этого события: «Нужно считать, что летописцы по ошибке, или же желая сгустить краски и усилить эффект, отмечают, что Петр Кучков, главарь заговорщиков, отсек Андрею Боголюбскому правую, а не левую руку».

В 2007 году новое медико-криминалистическое исследование останков Андрея Боголюбского провел профессор В. Н. Звягин. Он уточнил некоторые обстоятельства, при которых могли быть нанесены ранения:

«Локализация и взаиморасположение повреждений, обнаруженных на скелете Андрея Боголюбского, свидетельствуют о том, что князь получил большую часть травм в процессе борьбы и самообороны. При этом князь стоял левым боком к нападавшим, выдвинув вперед согнутую в локте левую руку в качестве щита для защиты головы и туловища. Повреждения лучевой и локтевой костей, в частности, были причинены при пронации и супинации [вращательные движения. – Прим. автора] предплечья. Вне всякого сомнения, он активно перемещался, уходя от ударов либо ослабляя их последствия. Будучи неоднократно раненым и истекая кровью, Боголюбский продолжал оказывать сопротивление.

Исходя из особенностей костных повреждений, Звягин выдвинул предположение, что в действительности убийц могло быть двое: «Первый – это, скорее всего, «Петр, Кучков зять» – был вооружен рубяще-режущим орудием типа сабли. Атаковал князя спереди и несколько слева. Затем сместился левее и кзади. Удары саблей наносил под острым углом к поверхности тела князя с протягиваем […] Удары наносил с дальней дистанции концом клинка. Судя по однотипности и силе ударов, он профессионально владел оружием и тактикой ближнего боя».

Описание второго убийцы Звягин также составил по характеру ранений: «Второй нападающий, а это, возможно, Яким Кучкович, вооруженный массивным клинковым оружием типа меча, примкнул к Петру позднее. Его сильные рубящие удары в предплечье (с разрубом лучевой кости) и среднюю часть левого плеча парализовали защиту Боголюбского, после чего левая рука князя бессильно повисла вдоль тела. С этого момента голова и тело князя были не защищены.»

Однако профессор далее сделал оговорку, что повреждения могли быть нанесены несколькими однотипными саблями и мечами, а значит, и потенциальных убийц могло быть больше.

Так выглядела картина происшествия по версии экспертов-криминалистов, изучивших скелет Андрея Боголюбского и сопоставивших полученные результаты с летописным изложением гибели владимирского князя.

В 2015 году исторической науке стал доступен еще один источник, свидетельствующий о тех же событиях. Речь идет о граффити – надписи на стене Спасо-Преображенского собора в Переславле-Залесском, обнаруженной на южной апсиде храма с внешней стороны во время реставрационных работ. Общая рамка с помещенным сверху крестом обрамляла два столбца текста.

В правом столбце говорилось следующее: «Месяца июня 29 убиен бысть князь Андрей своими паробкы [слугами. – Прим. автора],

овому вечная память, а сим [заговорщикам. – Прим. автора] – вечная мука». Дальше текст не читался. Однако даже из того, что удалось прочесть, становилось понятно, что на момент появления граффити заговорщики уже были казнены («а сим – вечная мука»). Новгородская летопись подтвердила судьбу участников заговора: Всеволод Большое Гнездо «Кучковичи поймал, и в коробы саждая в озере истопил».

«Месяца июня 29 убиен бысть князь Андрей своими паробкы [слугами. – Прим. автора], овому вечная память, а сим [заговорщикам. – Прим. автора] – вечная мука».

В левом столбце приводился список приблизительно из двадцати имен. Среди них исследователи нашли известные по «Повести» имена Петра Кучкова зятя, Анбала и Якима (Кучковича). Перечисление имен завершалось словами: «Си суть убийцы великого князя Андрея, да будут прокляты». Тем самым обнаруженная надпись свидетельствовала о церковном проклятии, которому были преданы убийцы князя. Размещение граффити с внешней стороны храмовой апсиды показывало публичность возложенной на преступников анафемы, поскольку позволяло любому желающему ознакомиться с именами злоумышленников и присоединиться к наложенному на них проклятию.

Итак, совпадающие во многих деталях результаты криминологических исследований, свидетельства «Повести» и обнаруженного в Переславле-Залесском граффити позволили довольно четко установить обстоятельства гибели Андрея Боголюбского, круг лиц, участвовавших в убийстве князя, а также определить примененную к заговорщикам меру наказания – смертную казнь. Остается проверить, насколько это наказание соответствовало бытовавшей тогда правовой традиции.

В интересующий нас период времени источниками права выступали: правовые обычаи, княжеские установления (Русская Правда, уставы), нормы канонического права (византийские «Закон судный людем», номоканоны, Эклога и Прохирон) и международные договоры.

С древнейших времен наиболее важным правовым обычаем в сфере уголовного права выступало правило кровной мести – право на наказание виновного лица, осуществляемое самим потерпевшим или его родственником. Проявление этого правила можно увидеть в русско-византийском договоре 911 г.: «Если кто убьет – русский христианина или христианин русского, – да умрет на месте убийства». То же самое мы видим и в договоре 945 г.: «Если убьет наш подданный русского или русский нашего подданного, то да задержат убийцу родственники убитого, и да убьют его».

Краткая редакция Русской Правды в ст. 1 подтвердила применение этого обычая: «Убьеть муж(ь) мужа, то мьстить брату брата, или сынови отца, любо отцю сына, или братучаду, любо сестрину сынови…». Но обычай кровной мести был ограничен введением системы вир (штрафов) в случае невозможности мщения: «…аще не будеть кто мьстя, то 40 гривен за голову; аще будеть русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, аще изъгои будеть, любо словенин, то 40 гривен положити за нь».

В дальнейшем сыновья Ярослава Мудрого отменили кровную месть, о чем свидетельствует ст. 2 Пространной редакции Русской Правды: «По Ярославе же паки совкупишеся сынове его: Изяслав, Святослав, Всеволод и мужи их: Коснячько, Перенег, Никифор, и отложиша убиение за голову, но кунами ся выкупати; а ино все, яко же Ярослав судил, такоже и сынове его уставиша». Пространная редакция Русской Правды даже за тяжкие преступления (убийство, разбой) установила наказание в виде уплаты виры. Размер виры зависел, в частности, от социального статуса потерпевшего. К примеру, вира за убийство холопа была значительно ниже виры за то же преступление в отношении тиуна. Но как обстояло дело в случае убийства князя?