Бунтующая Анжелика
Шрифт:
Мэтра Габриэля огорчало, что его старший сын не узнал суровой школьной дисциплины. Он принял решение отправить его в Голландию. Там Мартиал усвоит, по крайней мере, основы коммерции.
Анжелика заранее тосковала о назначенной разлуке. Многое в Мартиале напоминало ее сына Флоримона. Под веселой развязностью она различала беспокойство подростка, вступившего на колеблющуюся под ногами почву и обнаружившего при знакомстве с обществом, где ему предстоит жить, что ему там нет места. Это страшное открытие заставило Флоримона бросить свою мать,
И Мартиал когда-нибудь убежит, и все те подростки, которых невероятное ослепление их родителей пока удерживало на обреченном уже берегу.
В тот день они все уселись на верхушке одной из прибрежных скал, опираясь друг на друга, и так увлеклись, что не слышали, как она подошла к ним. Ветер шевелил их длинные волосы, распахнутые на груди рубашки. Боль пронзила ее при мысли, что механизм, который должен уничтожить их, уже налажен и прячется пока, как страшное чудовище, в глубине этого самого города.
Мартиал читал вслух, внятно и четко:
«…На островах Америки не бывает морозов. Там и не знают, что такое лед, и бесконечно удивились бы ему. И там не четыре сезона, как в Европе, а, только два. Один, когда льет много дождей, с апреля по ноябрь, а другой — период великой засухи… И все-таки земля там постоянно покрыта прекрасной зеленью, и почти всегда на ней красуются цветы и плоды…»
— А виноград там растет? — спросил мальчик с соломенными волосами. — Мне это надо знать, потому что мой отец виноградарь, он бежал сюда из Шаранты. Что же мы станем делать в стране, где не растет виноград?
— А он там растет, — торжествуя, заявил Мартиал. — Слушайте дальше: «На этих островах хорошо растет виноград, не только дикий — сам собой среди леса, с крупными и вкусными ягодами, но во многих местах и культурный, как во Франции, только он плодоносит там два раза в году, а то и чаще…»
Урок географии продолжался. Дальше в книге описывались хлебное дерево, папайя, с ветвей которой свисают плоды, похожие на дыни, кокосы, полные чудесного растительного молока. «…А мыльное дерево дает жидкое мыло, которым хорошо мыть и отбеливать белье, тыквы калебасы дают кувшины и всякую посуду, так что незачем лепить горшки».
— А какого цвета тамошние жители? Красные, с перьями в волосах, как в Новой Франции?
Мартиал перелистал всю небольшую книжку, но ответа на этот вопрос не нашел. Мальчики обернулись к Анжелике, присевшей рядом и державшей на коленях Онорину.
— Вы не знаете, какого цвета эти островитяне, госпожа Анжелика?
— Кажется, черные, — отвечала она. — Ведь на те острова давно уже привозят негров из Африки.
— Но караибы ведь не черные, — заметил юный Томас Каррер, любивший слушать рассказы моряков в гавани.
Мартин оборвал спор:
— Надо будет спросить пастора Рошфора, когда мы его увидим.
— Ты говоришь, пастора Рошфора? —
— Да я же ее читал сейчас товарищам. Смотрите!
Он показал только что переплетенную книгу, новое издание, и добавил вполголоса:
— Если у кого найдут это описание путешествия, то посадят в тюрьму и возьмут пятьдесят ливров штрафа; ведь считается, что эта книжка внушает протестантам желание эмигрировать. Надо соблюдать осторожность.
Анжелика полистала книгу. Ее страницы были украшены простенькими рисунками — изображениями деревьев и животных далеких краев.
Из глубины ее прошлого всплыло забытое видение, всегда казавшееся ей непонятным и в то же время отмеченным перстом судьбы: приезд пастора Рошфора в Монтелу, когда ей было лет десять.
Этот мрачный и одинокий рыцарь, вдруг приехавший в сезон бурь откуда-то с конца света, рассказывал об удивительных и неведомых вещах, о краснокожих людях с перьями в волосах, о девственных землях, где обитали только чудовища…
Но тогда — а это было больше двадцати лет тому назад — это посещение поразило их не своей неожиданностью, не экзотикой странных рассказов. Нет. Он явился как посланник Рока, страшный и непонятный, зовущий куда-то вдаль. И старший ее брат Жослен сразу отозвался на этот зов, донесшийся с другого конца света, оставил семью и родину, и никто с тех пор не слыхал, что с ним сталось.
— Но ведь пастор Рошфор уже умер? — проговорила она слабым и неуверенным голосом.
— Ах, нет. Он очень стар, но продолжает путешествовать.
И мальчик добавил, понизив голос:
— Он сейчас в Ла-Рошели. Но никто не должен знать, где он скрывается, а то его сразу арестуют. А вам бы хотелось увидеть его и послушать, госпожа Анжелика?
Она утвердительно кивнула, и он всунул ей что-то в руку. Это оказался плоский кусочек свинца, на котором был вытиснут крест с голубем наверху.
— С этим жетоном вы можете прийти на собрание, которое состоится возле деревни Жуве, — объяснил Мартиал. — Там вы увидите и услышите пастора Рошфора. Он должен там говорить, потому что из-за него и созывают это собрание. Там будет больше десяти тысяч наших…
Глава 4
Мальчик преувеличил, предположив, что на «собрание в пустыне», куда отправилась Анжелика, придут десять тысяч страстных протестантов.
Многих удержала боязнь, да и на этом высохшем солончаке, где еще лежали по краям кучи давно уже добытой соли, едва могло уместиться лишь несколько тысяч паломников.
Место, где когда-то добывали соль, выбрали потому, что это была отдельная долинка, с двух сторон огражденная выступами скал, скрывавших ее от тех, кто пересекал болотистую равнину, окружавшую Ла-Рошель. Близко было море, и шум его волн сливался с гулом голосов. Подходившие здоровались и усаживались, обмениваясь краткими замечаниями.