Бургомистр города Верне
Шрифт:
Да, девочка будет сегодня умницей»… — и отводил глаза от голого худого, бледного тела, простертого на тюфяке.
— Я всегда твердила ему, что он слишком неуравновешен…
Лина говорила это невозмутимым голосом, следя за танцорами на площадке.
— Как бы то ни было, я рада, что уехала… Останься я в Верне…
Она не закончила свою мысль и стряхнула пепел в голубую фарфоровую пепельницу. Затем Манола, разгоряченная танцем, вернулась на свое место и машинально вновь принялась прощупывать Терлинка:
— О чем вы тут вдвоем судачили?
— Ни о чем. Говорили о Жефе…
— Бедный мальчик!.. Я выпила бы рюмочку портвейна. Чай здесь дрянной.
Они втроем выпили портвейна. А на следующий день Терлинк в тот же час распахнул дверь «Монико». Секунду поколебался и направился к столику обеих женщин, где уже накоротке был встречен Манолой.
Правда, она со всеми была накоротке. Обращалась на «ты» и к официанту, и к старшему из музыкантов, которого время от времени подзывала, прося исполнить какую-нибудь из ее любимых мелодий.
— Вы считаете, мадмуазель Лина, что вам сегодня можно потанцевать еще?
— А что тут особенного? У меня ведь все в порядке.
Разумеется, он не считал дни, но наблюдал за нею с комичным беспокойством, и это позволяло угадать его мысли. «Любопытно, почему она нисколько не подавлена. Кажется, что она вовсе не страдает. А ведь это скоро произойдет, может быть, еще до конца недели… «
Г-жа Терлинк была жестоко больна.
— Вот ваша котлета, господин Йос. Видите, я нажарила вам целую тарелку картошки… Такой крупный мужчина должен много есть.
Яннеке зажгла лампы, потому что приближался вечер и газовые рожки уже усеивали желтыми пятнышками поголубевший пейзаж.
— Ну, ну, не хмурьтесь так! Мужчины всегда слишком нетерпеливы. Им кажется, что родить — все равно что кружку пива выпить.
Она вернулась на свое место у огня, вытащила из-под кота розовое вязанье.
— Уверена, все пройдет как по маслу…
Открылась дверь, зазвенел уже привычный Терлинку колокольчик, и вошла Манола без пальто и шляпы, прямо с порога ответив отрицательным жестом на тревожный взгляд Йориса.
Затем по-приятельски подсела к нему за столик, поискала глазами Яннеке:
— Мне тоже принесите котлету с жареным картофелем.
— Сейчас, барышня.
Манола пояснила:
— Доктор, надеется, что через час-другой все кончится… Да успокойтесь же! На вас лица нет.
Сама она выглядела не лучше, но старалась развлечь себя: смотрелась в зеркало, поправляла волосы.
— Очень мучается?
— А вы думали, это забава?
Терлинк машинально продолжал есть. Картошка была хрустящей, но ему было все равно. Не обратил он внимания и на то, что Манола сделала большой глоток из его стакана с пивом.
— Принесите мне пива, Яннеке. И новый стакан господину Йосу.
Это она с самым дружеским видом назвала его так.
Разве, как и Яннеке, она не дружила со всеми?
— Ну и потешный он в своей шапке и шубе! — решила она в первый же день. — Думаешь, влюблен в тебя?
— Он? Да ты спятила!
— Зачем же тогда его понесло в «Монико»?
Да, зачем его все-таки туда понесло? Знал ли он это и сам? В нем, когда он бывал в Остенде, появлялось что-то кроткое, даже робкое. Еще точнее — смиренное! Он подходил к двум женщинам так, словно умолял их найти местечко и для него.
— Я вам не помешаю? — И помолчав, добавлял:
— Потому что если я мешаю…
Манола прыскала со смеху:
— Мы бы не постеснялись сказать вам об этом, господин Йос. А пока что дайте-ка мне лучше огня.
Эта история с огнем всякий раз заставляла его краснеть. Каждые десять минут Манола вытаскивала из портсигара сигарету. Терлинку следовало бы это замечать, тем более что девушка смотрела на него. Так ведь нет! Она вынуждена была напоминать ему:
— Разве вы не видите, господин Иос, что я жду?
— Прошу прощения.
Он был рассеян, хоть и не думал ни о чем определенном. Он не спускал глаз с Лины, лицо которой оставалось все таким же круглым, по-настоящему девичьим — розовым, бархатистым, оживленным, с ямочками на щеках. Вдруг ему почудилось, что он слышит звонок, как в тот вечер у себя в доме, когда Жеф Клаас…
Однако она улыбалась, и вокруг царила атмосфера нежной музыки, сладких запахов портвейна и кремовых пирожных.
Несколько раз Терлинк послушно оставался один за столом, пока обе девушки танцевали.
А чуть позже, в машине, по дороге в Верне, он опускал стекла дверцы и вдыхал прохладный морской воздух, искал глазами светящиеся точки в переливчатом мраке и беглые штрихи бледной кисточки маяка.
Пока он ел, Тереса исподлобья поглядывала на него, время от времени вздыхала, жалобно распоряжалась:
— Подавайте остальное, Мария.
Иногда ему казалось, что он принес с собой частицу аромата обеих девушек. Он прикасался к себе, к лацканам пиджака, к рукам, ища этот запах.
— Уходите, Йорис?
— Да, иду к Кесу.
Как всегда! И он садился на то же место, неподалеку от игроков, наблюдая за партией. Медленно раскуривал сигару, пепел которой старался как можно дольше не стряхивать.
— Правда, что сегодня в Остенде случилась авария с трамваем?
Особенно изощрялся в таких расспросах Стейфелс, сохранявший при этом иронически равнодушный вид и даже не смотревший на Йориса. А тот и бровью не вел. Он знал: все все понимают. Кто-нибудь ронял:
— В большом городе что ни день авария.