Бурлаки
Шрифт:
— Это наши! — радостно кричал дядя Иван. — Видишь, красное знамя.
Плюснин дал команду:
— Стоп, машина!
Пароход по инерции прошел еще несколько сажен и остановился. Пропустив лодки, мы снова пошли вверх по реке, обстреливая из орудия отступающие
Из-за Гайвинских островов навстречу вылетел моторный катер. Человек, сидевший на носу, махал флагом. Мы замедлили ход, катер подошел к борту.
— Белые из баков выпускают мазут, — кричали нам с катера, — а устье Чусовой забито пароходами!
Плюснин, срывая голос, скомандовал механику:
— Самый полный!
Удары колесных плиц слились в общий гул. Уже не от орудийных выстрелов, а от бешеной работы машины содрогалась палуба.
Катер, оторвавшись от нас, быстро помчался вперед, оставляя за собой крутые валы. На секунду он скрылся за приверхом острова, потом светлой точкой замелькал на широком плесе Камы.
— Вот бы нам такую скорость!
Выплыла Белая гора — первый отрог родного Урала. Ниже, в устье реки Чусовой, — сплошной лес мачт камских пароходов, а выше — огромные баки, хранилище горючего.
Верховой ветерок донес запах нефти.
Мы мчались напрямик к устью. Но не успели дойти до каравана. К небу взметнулось пламя, и черный дым закрыл солнце. Белые подожгли выпущенный мазут. Огненная лавина горящей нефти поплыла по Чусовой. И запылали речные красавцы пароходы.
Не сломили дядю Ивана ни белогвардейский застенок, ни баржа смерти, но, когда он увидел объятый пламенем пароход, на котором прослужил чуть ли не всю жизнь, не выдержало сердце старого бурлака. На глаза у него навернулись крупные слезы.
От горящего каравана отделились три пассажирских парохода и выплыли на Каму. Огонь настигал их.
Плюснин, стиснув зубы, приказал мне править в сторону пароходов. С риском сгореть самим мы взяли их на буксир и вывели к правому берегу на безопасное место.
Больше суток плыл страшный пожар в устье уральской реки Чусовой. Потушить его было невозможно.
В тот самый день, когда догорал речной флот Камы, мы проводили отряд речников на фронт добивать белую армию адмирала Колчака. С ними уехала и моя Шура. А меня на фронт не отпустили. Панин заявил, начальству, что я когда-то пробовал стать водолазом и самостоятельно спускался в воду! И на меня, не спрашивая, желаю я или не желаю, надели водолазный скафандр. Надо было поднимать со дна реки утопленные белыми камские баржи и пароходы, восстанавливать разрушенное войной речное хозяйство.