Бурное море
Шрифт:
И вот все трое восседали за столом. Молчали. Наконец, Джеламан закурил длинную тонкую папиросу с фильтром и, щурясь, сказал:
— Ну что парни? Что у нас будет призом?
— Может, пару ящиков вот этого? — Серега взглядом указал на высший коньяк.
— Сережа! — сморщился Сигай. Он сморщился так, будто встретил или увидел что-то смешное, неприятное и достойное сожаления. — Сережа! Ой...
— Ой, Сережа! — еще насмешливее, с еще большим расстройством и обидой сморщился Джеламан.
— Прошу прощения.
Опять замолчали. Сергей насупился. Сигай задумался, а Джеламан окутался дымом.
— А лучше
На его ладонь легла не менее победитовая ладонь Джеламана, и сверху накрыла их Сережина ладонь, покрытая буграми мозолей чистейшей дамасской стали — попадись в эти трехстворчатые тиски булыжник, что валяется на морском берегу, из этого булыжника бы брызнула вода.
Это было в начале второго квартала.
И вот до конца второго квартала оставалось три дня. Весь квартал все три сейнера — Сигаев «Два раза пятнадцать» — «МРС-1515», николаевский «Две двойки» — «МРС-1522» и наша «Четверка» — «МРС-4304», — шли нос в нос: сегодня мы на первом месте, завтра Сергей вырвался, сдал на несколько центнеров больше, а через три дня, смотришь, Володя Сигай уже лидирует... через неделю опять наша «Четверка».
И сегодня после сдачи — пока мы идем впереди, впрочем, неизвестно еще, что привезут Сергей с Володей, — Джеламан достал свою личную, «особливую» промысловую карту, где всякими крючками и закорючками были отмечены «огороды», время прихода и ухода рыбы на них — в общем, ту карту, над составлением которой он «страдал» последние годы и особенно в эту зиму, когда рисовал ее.
Он достал ее, ласково и мечтательно улыбаясь, нежно разостлал по штурманскому столику. Погладил и достал новенький, остро заточенный, приготовленный для этого торжественного момента карандаш. И замурлыкал свою любимую мелодию: «Злая буря шаланду качает, мать выходит и смотрит во тьму...»
— Ты, командир, что-то удумал, — сказал дед, наблюдавший всю эту сцену. — Клянусь головой акулы, ты что-то удумал.
— Ты так решил? — поднял бровь Джеламан.
— И могу даже точно сказать что.
— Ну?
— «Чёртам» нос наставить!
«Чёртами» — в шутку разумеется — мы теперь называли наших соперников в соревновании, Володю Сигая и Сережу Николаева.
— Что? Что? — и Джеламан раскатился таким рассыпчатым, таким задорным, веселым и добродушным — ну веселее некуда! — и заразительным смехом, что нельзя было не засмеяться, если рядом находишься.
— Ну, нам с тобою, дед, положительно невозможно... жить на одном судне.
— Ну, так ближе к ветру, — тоже нахохотавшись, сказал дед.
— А вот что. — Джеламан откинулся и мечтательно посмотрел в окно. — Это хорошо, что сегодня туман. Еще лучше, если бы он был и завтра, а еще лучше, чтобы он подержался эти три дня. — И стал закуривать; мы с дедом молчали — ждали, пока он соберется с мыслями. — Вы помните прошлогоднюю «птичку»?
— Это что взяли за один замет полный груз и после не нашли это место? Дня два тогда искали...
— Да! Да! Да! — оживленно продолжал Джеламан. — Два дня тогда искали и не нашли.
— Помним, конечно.
— Так вот она! — Джеламан показал место на карте. В том месте была нарисована летящая чаечка, под нею стояло сегодняшнее число — прошлого года, конечно, — и количество взятой рыбы за замет.
— А почему же тогда ее не нашли? — продолжал дед. — И даже эти «чёрты» нам помогали и тоже не нашли. Впрочем, тогда весь флот искал и не нашел.
— Темнил, братцы, темнил, — сказал Джеламан и размашисто перекрестился. — Да простит меня бог, темнил. Вот она, эта «птичка».
Кстати, об этой «птичке». В прошлом году в конце второго квартала мы наткнулись на залежи камбалы, за замет взяли больше груза, это была, конечно, сенсация, чтобы за одно траление по стольку брать, в это время года она идет за тридцать — сорок тралений груз, за два-три дня, а тут за одно траление. Весь флот кинулся на это место, но... и мы сами после сдачи искали его больше всех, помогали нам искать Сигай с Николаевым, но так и не нашли. Неделю искали и не нашли. Сочли за случайность, за необъяснимое, загадочное явление, как и многое, что приключается с рыбаками в море. «Птичкой» же назвали это место потому, что когда с него берешь пеленг на Камчатские горы, вершинки гор выписывают летящую птицу, «птичкой» и назвали это место.
— Я, братцы, дал тогда в эфир ложные координаты, — вздохнув, продолжал Джеламан, — и сам муру водил... да накажет всевышний меня за ложь и обман. — И Джеламан опять размашисто перекрестился.
— Всевышний тебе, командир, спишет сто сорок грехов, если мы в этом году «чёртам» рога наставим, — сказал дед.
— Не знаю, братцы, не знаю, — еще печальнее вздохнул Джеламан. — Не знаю, может, и накажет всевышний... но так уж мне хочется выскочить вперед, так хочется утереть нос «чёртам», что... для них и берег сегодняшний фокус. Целый год жду сегодняшнего дня. И они сегодня, точнее, завтра, как узнают на капчасе, сколько мы поймали, кулаки об стол будут калечить. Я им покажу, где раки зимуют! Я им... пока они за эти три дня, что остались до конца квартала, будут возиться с одним грузом, мы шуранем грузов пять-шесть. И хорошо, что туманчик... а течения там нету, работать можно и в тумане. В крайнем случае «жук» наладим. Я им покажу кузькину мать!
— Командир! Твою руку! — Джеламановский восторг передался и деду. — Выскочим вперед, а там уже не страшно, кварталу конец. Там уже...
— Именно, дед, именно! — Джеламан трахнул по столу ладонью. — Главное, во втором квартале потянуть, он самый рыбный, а там... в конце путины на «напасти» шибко не разбежишься. Главное, сейчас. И они будут кусать локти!
— Ты, командир, гений.
Джеламан задумался.
— Ну а то, что я утаил ото всех эту находку, пуст парни простят меня. Мы ведь и сами тогда только один груз взяли. Эх, хе-хе, хе-хе! Как она, жизнь, по-дурацки устроена... А теперь, чиф, — это относилось ко мне уже, — давай проложим курс на «птичку». Ошибки должны быть исключены до абсолютности.
Мы с ним тщательно — дед, кстати, наблюдал наш работу и то таблицу подаст, то вместе с нами подсчитывать начнет, — до десятых долей градуса выбрал из таблиц поправки к курсу на девиацию и склонение, взяли упреждение на течение. На руль поставили самого Казю Базю. Потом проверяли невод — дед тоже помогал. До последней ячеи — а вдруг где дырочка — уложили его и приготовили к замету тоже красиво: наплав к наплаву, грузило к грузилу. Потом дед ушел к Марковичу в машину, и они там тоже просматривали да проверяли все. Женя с Есениным торчали в трюме и прилаживали новые сепарации.