Буря мечей. Книга II
Шрифт:
— Ворота! — крикнул Пип. — Они у ворот!!
Стена слишком велика, чтобы штурмовать ее привычными средствами, слишком высока для лестниц и осадных башен, слишком толста для таранов. Ни одна катапульта не может метнуть такой величины камень, чтобы пробить в ней брешь, и поджечь ее нельзя — талая вода загасит любое пламя. На нее, правда, можно взобраться, как это проделали лазутчики у Серого Дозора, но это доступно только самым сильным и ловким, да и те могут упасть и оказаться насаженными на дерево, как Ярл. Единственный путь — взять ворота, иначе им не пройти.
Но ворота — это извилистый туннель во льду, уже любой замковой калитки в Семи Королевствах, такой узкий, что разведчики
— А холодно им там небось, — сказал Нойе. — Может, согреем их, ребята?
Вдоль края стояло с десяток горшков с маслом. Пип поджег их все факелом, а Оуэн Олух спихнул по одному вниз. Изрыгая бледно-желтые огонь, они полетели со Стены. Когда исчез последний, Гренн вышиб из гнезда бочонок со смолой и отправил его туда же. Раздавшиеся снизу вопли прозвучали сладкой музыкой в ушах защитников.
Барабаны продолжали бить, требюшеты грохотали, и волынки верещали в ночи, как исполинские хищные птицы. Хмельной септон Селладор затянул дрожащим голосом:
Матерь, Матерь всеблагая,
Помилуй наших сыновей,
Огради щитом их крепким
От стрел каленых...
— Всякого, кто тут вздумает укрываться за щитом, я спущу со Стены, — накинулся на него Нойе, — начиная с тебя, септон. Лучники, где вы там? В пекло, что ли, провалились?
— Мы тут, — сказал Атлас.
— Тут, — подтвердил Малли, — только куда стрелять-то? Черно, как у свиньи в брюхе.
— Знай стреляй, — распорядился Нойе, — авось куда-нибудь и попадешь. По крайней мере острастка будет. — Он оглядел освещенные огнем лица. — Мне нужны двое человек с луками и двое с копьями, чтобы держать туннель, если они взломают ворота. — Больше десяти человек шагнули вперед, и кузнец отобрал четверых. — Джон, Стену я оставляю на тебя.
Джону показалось, что он ослышался. Неужто Нойе передает командование ему?
— Милорд?
— Какой я тебе лорд? Я кузнец. Держи Стену, я сказал.
«Здесь есть люди постарше и получше меня, — хотел сказать Джон. Я еще зелен, как летняя трава. Я ранен. И меня обвиняют в дезертирстве». Во рту у него пересохло, и он с трудом выговорил:
— Слушаюсь.
Все, что происходило после, казалось ему сном. Его стрелки, стоя бок о бок с соломенными солдатами, сжимая застывшими пальцами длинные луки и арбалеты, пускали стрелы в невидимого врага. Навстречу им время от времени взлетали стрелы одичалых. Джон поставил людей к меньшей величины катапультам и наполнил воздух камнями с великанский кулак, но тьма поглощала их, как человек — ядрышки орехов. Внизу трубили мамонты, чьи-то голоса перекликались на чужих языках, а септон так громко и пьяно молил богов послать рассвет, что Джону самому хотелось скинуть его со Стены. Один из мамонтов шумно издыхал, другой, охваченный огнем, ломился через лес, круша деревья и топча людей. Ветер становился все холоднее. Хобб отправлял наверх миски с луковой похлебкой, и Оуэн с Клидасом разносили их лучникам, чтобы те могли подкрепиться между выстрелами. Зея стояла в общем ряду со своим арбалетом, правый требюшет разболтался от долгой работы, и его противовес внезапно оборвался, а рычаг с треском расщепленного дерева швырнуло вбок. Левый работал исправно, но одичалые быстро
Здесь нужны двадцать требюшетов, а не два — притом передвижные, на поворотных салазках. Но с тем же успехом можно пожелать еще тысячу человек и парочку драконов в придачу.
Ни Донал Нойе, ни ушедшие с ним люди не возвращались. «Они где-то там, в холодном черном туннеле. За Стену отвечаю я», — напоминал себе Джон каждый раз, когда чувствовал, что силы его на исходе. Он сам стоял в ряду с длинным луком, кое-как орудуя закоченевшими пальцами. Лихорадка снова трепала его, больную ногу сводила дрожь, и боль пронзала тело раскаленным ножом. «Еще одна стрела, и я отдохну, — раз сто повторял он себе. — Еще одна, и все». Когда колчан пустел, кто-нибудь из кротогородских сироток приносил ему другой. Еще колчан, и все. До рассвета уже недолго.
Но когда утро наконец настало, они заметили это не сразу. Черный мрак просто стал чуть более серым, и в нем начали проступать какие-то контуры. Джон, опустив лук, посмотрел на тяжелые тучи, застилающие восточный край неба, и разглядел за ними какой-то проблеск — или это ему померещилось? Он взял из колчана следующую стрелу.
Но вот встающее солнце пронзило своими бледными копьями поле битвы, и Джон затаил дыхание, глядя на полосу расчищенной земли шириной в полмили, простирающуюся между Стеной и опушкой леса. Всего за полночи она превратилась в пожарище, покрытое обугленной травой, лужами смолы, раскиданными камнями и трупами. На сожженную тушу мамонта уже слеталось воронье. Несколько мертвых великанов тоже лежало на земле, но за ними...
Кто-то застонал слева от Джона, и септон Селладор пробормотал:
— Матерь, помилуй нас. О пресвятая Матерь, помилуй нас.
На краю леса собрались все одичалые, сколько их есть на свете: лазутчики и великаны, оборотни и колдуны, горцы и морские жители, людоеды с речного льда, пещерные люди с раскрашенными лицами, ездоки на собаках со Стылого Берега, Рогоногие с подошвами, как вареная кожа — все дикие народы, которые Манс собрал, чтобы вести их к Стене. Это не ваша земля, хотелось крикнуть Джону. Вам здесь не место. Ступайте прочь. Тормунд Великанья Смерть только рассмеялся бы, а Игритт сказала бы: «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу». Он согнул и разогнул пальцы правой руки, хотя и знал, что здесь наверху до мечей дело не дойдет.
Он замерз, его лихорадило, и лук тяготил руку. Битва с магнаром была сущим пустяком, а это ночное сражение и вовсе ничем — только пробой кинжалом, которым наугад ткнули во тьму, надеясь застать их врасплох. Настоящая битва только начинается.
— Никогда не думал, что их так много, — сказал Атлас.
Джон знал, что их много. Он видел их, но не так, не всех вместе. На марше колонна одичалых растянулась на много лиг, как чудовищная змея, но теперь...
— Идут, — сказал кто-то охрипшим голосом.
В середине шли мамонты, сотня или больше. На них сидели великаны, вооруженные палицами и огромными каменными топорами. Другие великаны катили на высоких деревянных колесах заостренные на конце древесные стволы. Таран, уныло подумал Джон. Если ворота еще целы, несколько ударов этого бревна разнесут их в щепки. По обе стороны от великанов ехали конники в вареной коже с закаленными на огне копьями, бежали лучники и пехотинцы с копьями, пращами, дубинами и кожаными щитами. По бокам катились, подскакивая на кочках, костяные нарты со Стылого Берега, запряженные громадными белыми собаками. Вот она, ярость дикого мира, подумал Джон под вой волынок, собачий лай, трубные звуки мамонтов, свист и крики вольного народа и рев великанов. Стук их барабанов отражался от ледяной громады, как гром.