Буря страсти
Шрифт:
— Значит, ты способен на это?
Он сразу понял, что она имеет в виду. Она думает об их брачной ночи, когда он пытался, но не смог устоять перед ней.
Часть его — та часть, которая не желала расставаться с ней, — восхищалась ее умением маневрировать в сражении. Она оказалась грозным противником, а ему безумно не хотелось проиграть битву. Нет, он должен победить!
— Ты не получишь ничего, кроме моей похоти. Любой мужчина может излить свое семя в лоно привлекательной женщины.
— Я прошу тебя не об этом. Только о поцелуе.
Он
— Ты получишь то, что тебе дам я!
Рейф возмутился, когда Делла стремительно соскочила с кровати ему навстречу. Его мужскую гордость ранило то, что она бросилась ему на шею еще до того, как он успел обнять ее, и прижалась губами к его губам с самодовольством победительницы.
Правой рукой он обнял ее за талию, левой взял за подбородок и неистово впился в ее губы. Это не был поцелуй влюбленного.
Делла вскрикнула и попыталась освободиться, но он не отпустил ее. Разве не об этом она просила? Он прикусил ее нижнюю губу, потом втянул ее в рот. Его язык, сильный и грубый, ворвался во влажные глубины ее нежного рта. Она боролась, отталкивая его от себя и молотя кулачками по его груди. Она стремилась к свободе, но разве она не просила показать ей преисподнюю? Так зачем же ее разочаровывать?
Рейф приподнял Деллу над полом и резко оттолкнул. Она с криком упала навзничь на матрац. Он поспешил, пока она не пришла в себя, зажать ее ноги коленями, пригвоздил ее одной рукой к кровати, а другой распахнул полы пеньюара.
Делла тяжело дышала и издавала протестующие возгласы, но не кричала и не молила остановиться. Именно это ему и надо было, только так его можно было остановить. Он убрал руку с ее груди и медленно, с нежностью провел ею по ее обнаженному телу, погладил бедро. Ее кожа была шелковистой, она манила и искушала его.
Он поцеловал ее пупок и медленно поднял голову, недоумевая, с чего это он решил, будто может выиграть битву.
— Я больше не в силах бороться! — Он учащенно дышал, переполняемый эмоциями, которые уже не поддавались контролю. — Я ненавижу тебя за это!
— Я тоже тебя люблю, — прошептала Делла.
Она была слишком сильным искушением для мужчины, потерявшего самообладание.
Рейф снова наклонился над ней и нашел ее губы. Делла обвила его шею руками. На этот раз поцелуй не подпитывался гневом. Он символизировал капитуляцию перед неизбежным.
Он целовал ее долго и медленно, наслаждаясь всеми оттенками чувств, пронзавших его тело. Он гладил языком ее распухшие губы, с нежностью впитывал сладость ее рта. Ведь фактически второй раз в жизни ему дано испытать истинную страсть. И он должен испытать ее или умереть.
Мгновенная реакция Деллы на его ласку удивила его. Она приникла к нему, на секунду зарылась лицом в шелковистую бороду и начала с жаром целовать и его ладонь, и шрам на его правой щеке. Затем она принялась срывать с него одежду, заглушая его проклятия нежными словами. Страсть сделала ее смелее, а его — неистовее.
Рейф ласкал ее так, будто сражался. Он стонал
Делла следовала за ним, захваченная тем же потоком эмоций, который уносил ее в бушующее море любви и печали, страсти и сожаления.
И когда он излил в нее свое семя, она распахнула ему навстречу сердце, принимая его дар любви.
— Мы пожалеем об этом, — спустя некоторое время проговорил Рейф.
Делла накрыла его рот рукой.
— Не пожалеем.
Он с силой прижал ее к себе.
— Пообещай мне!
Она повернулась на бок, и их тела снова сплелись.
— Обещаю.
Они нашли восхитительный способ скрепить свою клятву. У них не было богатого опыта, который помог бы им оценить то, что они испытывали, поэтому они с восторгом познавали друг друга.
Глава 27
Неаполь, февраль 1816 года
Квинлан нетерпеливо мерил шагами галерею длиной восемьдесят футов. Он уже знал точное количество черных и белых мраморных плит на полу, так как за последний месяц часто проводил время подобным образом. Только сегодня за час он трижды прошел галерею из конца в конец. Вряд ли в жизни существовало нечто, что он ненавидел сильнее, чем ожидание. К своему ужасу, он обнаружил, что склонность опаздывать являлась самым большим недостатком Кетлин Джеральдин.
Кроме этого, он обнаружил еще кое-что. Она великолепная собеседница, мастерски умеющая обсуждать достоинства Чосера и Свифта, Данте, Байрона и Шелли. Ее понимание его творчества и интриговало Квинлана, и льстило ему. Она дискутировала пылко, страстно, однако всегда проявляла к нему исключительно научный интерес. Когда он поднимал какую-либо тему, ее обычно твердый взгляд загорался эмоциями. Этого было достаточно, чтобы лишить его покоя на всю ночь. Она была увлечена им не меньше, чем он ею. Так почему же она не признает этого?
Квинлан не мог решить, что именно питает его нетерпение-то ли стремление быть с нею, то ли ее нежелание демонстрировать такое же стремление быть с ним. Он заметил, что она никогда не заставляла ждать Франкапелли, и завидовал их не омраченным сложностями отношениям. Граф часто служил буфером между ними. Сегодня он отсутствовал, отправился в Милан на прослушивание сопрано для своей новой оперы.
— Это противоречит здравому смыслу!
Квинлан посмотрел на длинную широкую лестницу, ведущую на третий этаж, и принял решение. Он устал играть роль терпеливого обожателя, который чувствует себя безмерно счастливым лишь от одного милостивого взгляда возлюбленной. Его утомили попытки завоевать ее доверие. Он покажет ей, как велика его любовь.