Буря в бокале
Шрифт:
– Куда я денусь Вин. Предки меня с потрохами съедят, если я не закончу академию.
Друзья привычным плавным движением поклонились друг другу, затем крепко пожали руки. Хорошо, что мы стоим в тени, подумал Винченцо, ему не хотелось, чтобы друг заметил растерянность, нарисованную на его лице, которую, хотя он и не мог видеть, но явственно ощущал. Больше ни говоря, ни слова, он закинул на плечо походной холщовый мешок и деланным уверенным шагом прошёл сквозь арку ворот.
Рассвет Винченцо встретил в пути. Огненный диск солнца, показавшийся на востоке горизонта, неприятно ожёг воспалённые, из-за бессонной ночи глаза сбежавшего студента. Он по природе своей являлся жаворонком, и привык в тёмное время суток, сладко посапывать на кровати, а не накручивать мили на уставшие ноги. Даже будучи приглашённым на вечеринки (что произошло всего одним единственным разом, когда в честь зачисления
У Винченцо засосало под ложечкой, припомнив, какой вкусный пирог из кукурузной муки пекла его матушка. Большой, румяный, только из духовки ещё пышущий жаром. Он никогда не мог утерпеть, чтобы дождаться покуда пирог остынет, и ел его всегда горячим, рискуя обжечь себе губы и рот. Начинённый ягодами абрикоса или вишни, он неизменно удивлял вкусом и занимал почётное первое место в праздничном меню его семьи. Сейчас, то время казалось немыслимо далёким. Чем-то навроде далекого забытого сна. И, это было на самом деле так, Винченцо более не представлял себя за плугом, молотилкой или заготовкой на зиму сена. Нет, он, конечно, планировал вернуться обратно, но уже совсем в иной ипостаси. Совершенно другим человеком. И уж конечно никак не в статусе недоучившегося студента.
Упоминание об академии, острой иглой пронзило сердце. Молодое горячее сердце, никак не могло смириться с неизбежностью расставания с местом, вставшим ему, по сути, вторым домом. Местом, где он обрёл друга и встретил первую любовь. Но, тут же, следом всплывали и другие образы и лица, терзавших его душу, несмотря на огромные прилагаемые усилия по «придушивании» оных.
Упрямо не шли из головы обидные слова, насмешки, что в изобилии награждали его сокурсники. Он, никак не мог взять в толк, почему все измываются именно над ним. Да, он признавал, что слегка не собран, простоват, не так успешен в магии, как некоторые другие. Но, всё же не один он такой, были и другие ни чем не лучше, а то и глупее, рассеяние его. Но, что обиднее всего, довольно часто сами наставники бросали в его сторону едкие колкости. Что говорить деревенским всегда труднее приходится пробиваться «наверх», чем жителям больших городов. А городские существенно превалировали над сельскими в академии, и дело было тут вовсе не в предпочтении брать в обучении жителей второй категории. Всё гораздо проще в городах попросту проживала большее количество людей, нежели в сёлах и деревнях и объехать всех их порой просто не представлялось возможным.
Впрочем, теперь уже всё равно. В который раз в течение пяти-шести часов проведённых в пути напоминал сам себе Винченцо. Теперь эта история, которую он выкарчует жёсткой, сильной рукой, вписав в неё новые рядки, где не будет места слабости и неуверенности.
Винченцо гадал про себя, кинутся ли вдогонку за ним и как скоро это произойдёт, если конечно вообще его станут разыскивать. Он загодя уже продумывал наперёд, как станет прятаться, завидев позади себя столбы поднимаемой пыли, пущенной в след погони и как он будет скрываться в овраге, пережидая, покамест они проскачут мимо.
Или же наоборот воображение рисовала, как его униженного, в путах привезут обратно в академию, как станут над ним там потешаться студиозы, надменно тыкать пальцами профессора, смеяться девчонки. Он представил Матфея, печально качающего головой, показывая всем своим видом, « – Я же предупреждал ненужно этого делать». Но пуще всего он опасался упасть в глазах Марьяны. Вот уж действительно, лучше было вообще сгинуть, чтобы не видеть застывшее на прекрасном лице горькое разочарование.
Но время шло, бывший студент всё дальше удалялся от стен академии, а признаков погони на горизонте так и не появлялось. Не велика потеря! В сердцах восклицал он, « мой уход, наверное, и не заметил никто, а если и приметили, то втихую посмеялись над неудачником, что ж пусть на них». Он пытался запретить себе думать об этом, но всякий раз мысленно возвращался обратно, словно наяву видя ухмыляющиеся лица студентов и преподавателей, скалящих зубы и тыкающих на него презрительно пальцами.
К вечеру он окончательно выбился из сил, зной, и не малое расстояние, пройденное на своих двоих, сказывались на нём, да и аппетит изрядно разыгрался. « Всё привал», сам себе скомандовал Винченцо, « на сегодня хватит маршировать». Заприметив невдалеке от дороги гладкий валун, серым пеньком, торчащим из высокой травы, он потащился к нему.
Нагретый за целый день камень оказался весьма удобным сиденьем и заодно столом. Скатертью ему послужила небольшая суконная тряпица, разложенная на шероховатой поверхности камня меж раздвинутых колен. Бережно извлёкши из походного мешка узелок, он принялся выкладывать нехитрый паёк: маленькая головка сыра, сухари, луковица и несколько морковок. Ещё одна привычка, оставшаяся с прошлой жизни – непременное присутствия в рационе фруктов и овощей. Винченцо поморщился и отложил морковь и лук в сторону. Раз, предстояло начать новую жизнь – придётся отказаться от всех былых привычек.
Он испил из пузатой фляги воды, и взял сухарь. А в студенческой столовой сейчас, наверное, подают, маисовую кашу с котлетами, тушеными овощами и вся эта аппетитная стряпня запивается абрикосовым взваром. Винченцо испустил тяжёлый вздох, потянувшись к головке сыра, отщипнул от него кусок и чтобы отвлечься, принялся созерцать округу.
Засеянные пшеницей поля по обе стороны дороги наливались золотом. Вдалеке виднелись лопасти ветряных мельниц. До жатвы оставалось совсем ничего, и, судя по всему, урожай в этом году обещал быть, если не богатым, то вполне приемлемым, чтобы перезимовать хватило. Земли Бурляндии славились своим чернозёмом, мягким климатом, что естественным путём откладывалось и на количество урожая, так и на его качество. Винченцо помнил, какие крупные, сочные плоды приносил их сад, каждый год.
Высоко в безоблачном небе кружился ястреб, высматривая жертву, зазевавшуюся полевую мышь или какую-либо другую мелкую живность, не осмотрительно появившуюся на открытом месте. Как бы и ему сейчас хотелось, вот так взять и взмыть, полетев в голубую безбрежную высь. Ощущая себя свободным, безмятежным. Врезаться со всего разгона в ватные облака, зарыться в них, как в снежные сугробы, лепить из них комки и перебрасываться с Марьяной. Ах, милая души Марьяна! При упоминании имени зеленоглазой с чёрными смолистыми волосами до плеч девушки, сердце Винченцо тоскливо защемило. Только, сейчас, он в полной мере начал ощущать, как будет не хватать ему её чистого, как родникового ручья голоса, длинных, всегда удивлённо приподнятых ресниц, их совместных прогулок. Он зажмурился, подставив лицо под тёплые лучики клонившегося к горизонту солнца, и вспоминал, уже в который раз прокручивая то, несомненно, единственное счастливое событие после поступления в Магическую академию, произошедшее с ним пару лет тому назад.
Они, познакомились после первого месяца учёбы, при, весьма курьёзных обстоятельствах. Профессор магических конструкций и сетей Хуан Капец оставил Винченцо после уроков, в наказание за недостаточную внимательность, проявленную в ходе, какого-там эксперимента. Как, зачастую бывает, поручив работу ученику, препод ретировался по своим неотложным делам, оставив его одного наедине с мыслями ведром и шваброй. Елозя тряпкой полы лаборатории, натирая до блеска реторты и колбы, он так увлёкся, что не заметил, как внутрь помещения впорхнула посетительница.
Какой же вышел конфуз, когда несчастный Вин, драя тряпкой по разноцветным из-за пролитых на него растворов каменным плитам, уткнулся в чьи-то довольно привлекательные ножки. Вскинув от неожиданности удивлённые глаза, он резко дёрнулся вверх, зацепил и приподнял древком швабры край тёмной юбки, стандартной униформы для девочек – чародеек. Поперхнулся от увиденного, зажмурился и застыл, как статуя. До сих пор, вспоминая тот курьезный случай, Винченцо, краснел, как спелый помидор. А, тогда стоя в пропавшей магическими ингредиентами лаборатории, он готов был провалиться сквозь землю, умереть со стыда или превратиться, (если бы конечно умел), в мушку и улететь куда подальше и вовек не возвращаться. Таково было его сильное смущение, что казалось, вот-вот и под ним развернуться каменные плиты, поглотив нечестивца, более того представившись, такая возможность, он бы сам добровольно сиганул туда. Но, вместо справедливого возмездия, он услышал звонкий мелодичный смех, отдающийся в душе радостными, греющими душу колокольчиками. Не до конца осознавая происходящее, Винченцо расцепил створки век, перед этим, крепко сомкнув их, когда глазам представилась картина кружевного нижнего белья девушки. Только сейчас он сообразил, что по-прежнему держит в руках швабру цеплявшую юбку. Кляня свою растяпость, он поспешил бросить её на пол, будто в руках у него находилось вовсе не круглое отполированное тысячами рук древко, а гремучая опасная змея.