Буря ведьмы (Др. издание)
Шрифт:
Претор отвернулся к окну и махнул рукой.
— Тогда хотя бы помой его.
Грэшим едва заметно кивнул и повернулся на каблуках. Опираясь на посох, старый маг заковылял к огромной дубовой двери, окованной железом.
— Идем, — бросил он Джоаку.
Ноги повиновались, и мальчик побрел следом, разум обдумывал услышанное. Он знал, о ком шла речь — о его сестре. Внутри пустого черепа мальчик беззвучно заплакал. Элена жива! Прошло так много лун с тех пор, как он в последний раз слышал о ней, и невозможно было представить, погибла ли Элена в Уинтерфелле и, если нет,
Но к облегчению и радости примешивался страх: сестра идет сюда! Ее поймают и, возможно, убьют. Он вспомнил, что обещал отцу перед самым бегством из родного дома защищать ее. Но как сдержать слово? Он не мог больше обманывать себя.
Тело ковыляло за господином, но разум отчаянно сражался с оковами. Он должен предупредить сестру.
Джоака охватила ярость, но ноги послушно шагали за темным магом, а слюна все так же стекала на подбородок из уголков растрескавшихся губ.
«Как? — мысленно вскричал он. — Как вырваться на свободу? Где дверь, что позволит мне покинуть собственный череп?»
Грэшим хромал обратно в свои покои, увлеченный недобрыми мыслями. Как осмеливается Шоркан приказывать ему, словно жалкому слуге! А ведь он когда-то наставлял станди! Конечно, с тех пор прошло много лет, и было это до того, как Кровавый Дневник расчленил их чистый цельный дух, и все же маг с трудом узнавал своего ученика. Неужели и с ним произошли столь разительные перемены? Нет, вряд ли. Расставшись с половиной своего существа ради создания книги, старец остался тем же человеком, только получил возможность мыслить более ясно, отчетливее видеть истинные порывы сердца. Он больше не мучился сомнениями, претворяя в жизнь свои самые темные желания. Прежде чувство вины и сожаления связывало ему руки, им управляли скорбь и боль. Но он отрешился от глупых эмоций и мог теперь осуществить самые сокровенные мечтания.
Удовлетворяя давнее любопытство, Грэшим спокойно изучал черную магию и уже не слышал стоны и мольбы о пощаде. Ритуал высвободил его тайных демонов и позволил предаваться наслаждениям, не испытывая стыда. Он забыл, что такое укоры совести. Книга развязала ему руки, и он наконец зажил в полную силу.
Маг тихонько выругался, с трудом спускаясь по лестнице. Почему же он скрыл от Шоркана истинные причины интереса к Дневнику? Нет, дело вовсе не в том, что он хочет помешать ведьме им завладеть. Грэшим намеревался уничтожить книгу из чистого эгоизма.
Старик сплюнул на пыльный пол. Он солгал, потому что станди не понял бы его. Глупец вполне доволен состоянием своего ущербного духа. И почему бы ему не быть довольным? У Шоркана есть все: не только безграничное могущество и свобода сердца, не знающего ограничений, но еще и молодость, которой лишился Грэшим.
Шоркан не старел. Он оставался все тем же темноволосым молодцем, каким был в момент создания книги, в нем по-прежнему кипела энергия юности — зимы бесследно проходили одна за другой. А тело Грэшима, подчиняясь необъяснимому капризу магии, продолжало увядать: суставы невыносимо болели, на глазах появились катаракты, выпали волосы, лицо избороздили морщины.
Всякий раз, когда он, посещая башню, видел статного красавца, в сердце загоралось возмущение, и оно все росло. Многие века вода точила этот камень, и колодец обиды, ненависти в его душе постепенно наполнялся.
С ним ужасно обошлись, и Грэшим намеревался восстановить справедливость. Столетиями он изучал рунические тексты, ставил опыты над животными и детьми и наконец через многотрудные изыскания нашел способ вернуть себе молодость. Однако сначала необходимо освободить вторую половину духа, для чего и требовалось уничтожить книгу.
Грэшим твердо решил преодолеть все препоны на своем пути — плевать на союз с Темным Властелином и на обещания, данные Шоркану. Его свободное сердце не желало подчиняться этим двоим, считавшим себя повелителями. А потому он поступит так, как требует его дух.
Маг продвигался по коридорам, громко стуча по каменному полу. И пусть сгорят все, кто стоит на его пути!
Он остановился отдышаться на перекрестке двух проходов, тяжело оперся на посох и посмотрел в обе стороны. Кто-то толкнул сзади в плечо, и Грэшим резко повернулся: ах, всего лишь проклятый оборванец. Старик ударил его палкой по ребрам и прошипел:
— Держись от меня подальше.
Даже глазом не моргнув, тот отступил на шаг и остался стоять, уставившись на хозяина остекленевшими глазами. Мальчишка, словно кожная сыпь, постоянно раздражал его. Маг потряс головой, стараясь забыть о слуге, и вновь оглядел коридоры.
Куда же свернуть? Бедра болели, и мягкая постель казалась сейчас особенно привлекательной, но, если он рассчитывает когда-нибудь восстановить силу и задор юности, не следует потакать капризам суставов.
Теперь, когда ведьма недалеко, нельзя больше тянуть. Кто знает, как скоро она постучит в ворота? Приступать надо немедленно. Приняв решение, он пошел в правый коридор.
— Следуй за мной, — приказал он мальчишке, — но держись в шаге позади.
Проход вел в просторный двор. Грэшим нахмурился при мысли, что придется пересечь умирающий парк, окруженный крепостными стенами. И хотя ему было приятно созерцать сгнившие стволы и покрытые плесенью корни, редкая свежая листва или одинокий яркий цветок то и дело напоминали о прежнем величии города. Даже эти крохотные осколки былой славы вызывали у темного мага тошноту. Однако не любил он этот двор по другой причине: какая-то часть его существа испытывала там страх. Следы чирической энергии, сохранившиеся за долгие века, все еще плескались ядовитыми лужицами среди деревьев.
Из большого двора в центре дворца магия Чи растекалась по всему городу, здесь зародился А'лоа Глен. И хотя он давно умер, отголоски волшебной песни все еще звучали на садовых дорожках.
Грэшим еще сильнее ссутулил плечи. Он ненавидел это место, но сегодня придется пройти по проклятым аллеям — другого пути к катакомбам нет.
Он брел по длинному коридору, мальчишка плелся следом. Подошвы ныли, щиколотки ломило, сердце испуганным кроликом колотилось в груди. Наконец он оказался возле позолоченных дверей, ведущих во двор.