Буря Жнеца. Том 1
Шрифт:
Кубышка улыбнулась:
– Я скучала.
– Тебе больно? – спросила Сэрен, сняв большие кандалы.
– Ходить могу. И кровь остановилась. Это ведь хорошо, правда?
– Наверное. – Говорить об изнасиловании не хотелось – собственные воспоминания Сэрен жгли ее постоянно. – Шрамы останутся, Кубышка.
– Быть живой тяжело. Я все время голодная, и ноги болят.
Терпеть не могу детей с тайнами – особенно если они сами про эту тайну не знают. Задавай правильные вопросы, иначе ничего не получится.
– А что еще плохо в том, чтобы быть живой, Кубышка?
И…
– Чувствую себя маленькой.
В руку Сэрен вцепился старый раб, который тянулся к ключам с горестной надеждой во взоре. Сэрен отдала ему ключи.
– Освободи остальных.
Он решительно закивал.
– Ну, – снова обратилась Сэрен к Кубышке, – нам всем приходится со многим мириться. Жить – значит испытывать неудовольствие и разочарование.
– Сэрен, я по-прежнему хочу раздирать глотки. Это плохо? Наверное, плохо.
После слов Кубышки старик подался в сторону, с новой силой принявшись за неподатливые кандалы. Позади него ругалась от нетерпения женщина.
Удинаас, забравшись в фургон, рылся в поисках чего-нибудь полезного. Кубышка полезла ему помогать.
– Нужно выбираться из тумана. Я промокла насквозь. – Сэрен подошла к фургону. – Давайте живее. Если нас обнаружит другой отряд, будет плохо. – Особенно пока нет Силкаса Руина. Только благодаря тисте анди они до сих пор живы. Когда не удавалось спрятаться или убежать от преследователей, два его меча обретали голос, начиная жуткую песнь уничтожения. Белый Ворон.
Уже неделю они не видели ни эдур, ни летери, хотя бы отдаленно напоминавших охотников. Ищущих изменника, Фира Сэнгара. Ищущих предателя, Удинааса. И все же Сэрен Педак недоумевала: за ними должны гоняться целые армии. А погоня была скорее упорная, нежели повсеместная. Силкас однажды упомянул вскользь, что к’риснан императора плетут ритуальное чародейство, помогающее расставлять ловушки. И западни поджидают их на востоке и вокруг самого Летераса. Ну, на востоке – это Сэрен могла понять, ведь их целью в самом деле были дикие пустоши за пределами империи, где Фир – никаких объяснений, впрочем, он почему-то не давал – собирался найти то, что ищет; и Силкас Руин не разубеждал его. Однако окружать саму столицу… нет, этого Сэрен не понимала. Как будто Рулад боится брата.
Удинаас спрыгнул с первого фургона и полез во второй.
– Деньги нашел, – сообщил он. – Много. Лошадей тоже надо взять: продадим их за перевалом.
– На перевале стоит форт, – сказала Сэрен. – Может, там никого нет, но наверняка сказать нельзя, Удинаас. Если мы явимся с лошадьми и их узнают…
– Форт обойдем, – ответил Удинаас. – Ночью. Незаметно.
Сэрен нахмурилась и вытерла влагу с глаз:
– Без лошадей проще. И потом животные старые, совсем ослабшие – от них не будет особого толку, особенно в Синецветье. А когда вернется вивал, они наверняка падут от ужаса.
– Вивал не вернется, – прохрипел Удинаас, отворачиваясь. – Вивала нет.
У Сэрен не было оснований не верить Удинаасу, ведь именно в нем жил дух – отпрыск дракона. И все же Удинаас не объяснял, почему крылатая тварь вдруг пропала.
Удинаас, скорчившийся в фургоне, выругался.
– Ничего, кроме оружия.
– Оружия?
– Мечи, щиты и доспехи.
– Летерийские?
– Да. Второсортные.
– И что рабы делали с фургоном оружия?
Пожав плечами, Удинаас спустился на землю, прошел мимо Сэрен и начал выпрягать лошадей.
– Бедняжки потрудились на подъеме.
– Силкас Руин возвращается. – Кубышка показала на дорогу.
– Быстро управился.
Удинаас сухо рассмеялся:
– Идиотам бы врассыпную, тогда пришлось бы по одному отлавливать. А они наверняка построились, как тупые солдаты.
Фир, стоящий у первого фургона, заговорил:
– Кровь жидкая, Удинаас?
– Как водица, – отозвался бывший раб.
Ради Странника, Фир, он же не собирался бросать твоего брата. И ты это знаешь. И не он виноват в безумии Рулада. Так насколько твоя ненависть к Удинаасу рождена виной? Кого на самом деле нужно винить за Рулада? За Императора тысячи смертей?
Тисте анди вынырнул из тумана белокожим призраком, черный плащ блестел, как змеиная шкура. Мечи вновь скрылись в ножнах, и, хотя их неутомимые стальные голоса замолкли, они будут звучать в голове много дней.
Сэрен уже ненавидела этот звук.
Танал Йатванар рассматривал обнаженную женщину на кровати. Следователи потрудились на славу, добиваясь нужных ответов. Она была совершенно изломана, кожа в порезах и ожогах, суставы распухли и покрыты синяками. Ночью, когда он ее обрабатывал, она вряд ли что чувствовала. Так проще, чем со шлюхами, да и бесплатно. Он не любил бить женщин – любил смотреть на избитых. Конечно, подобные пристрастия – извращение, зато его организация – Патриотисты – просто рай для таких, как он. Власть и неприкосновенность – самое смертельное сочетание. Впрочем, похоже, Карос Инвиктад прекрасно осведомлен о ночных шалостях Танала и хранит свое знание, как припрятанный нож.
Это ведь не убийство. И она ведь даже не вспомнит. В любом случае она приговорена к Утопалкам – почему бы мне сначала не получить удовольствие? Как солдату. Танал когда-то мечтал стать солдатом – в молодости, когда его возбуждали нелепые романтические взгляды на героизм и неограниченную свободу, как будто первое оправдывает второе. В истории Летера было много благородных убийц. Например, Герун Эберикт. Он убил тысячи воров, убийц и растратчиков, порочных и нищих. Он очищал улицы Летераса – и разве не заслужил оправдания? Меньше попрошаек, меньше карманников, меньше бродяг и прочих ошибок новейшего времени. Танал восхищался Геруном Эбериктом – великий был человек. Пал от руки головореза – раздробили череп. Трагическая потеря, бессмысленная и жестокая.
Однажды мы разыщем того убийцу.
Танал отвернулся от бесчувственной женщины, поправил тунику, чтобы плечевые швы легли одинаково и ровно, потом застегнул оружейный ремень. Одно из требований куратора ко всем офицерам Патриотистов: пояс, кинжал и короткий меч. Таналу нравилась тяжесть клинков – власть, выраженная в привилегии носить оружие; остальным летерийцам – не считая солдат – это запрещалось указом императора.
Как будто мы можем восстать. Проклятый идиот думает, что победил в войне. Они все так думают. Тупые варвары.