Буря
Шрифт:
Я был очень удивлен, когда, вернувшись домой, обнаружил в компьютере сообщение от Холли. А я-то думал, что она некоторое время будет вести себя сдержанно, даже если я заинтересовал ее. У Холли терпения было больше, чем у всех девушек, которых я знал. Иногда это меня ужасно раздражало.
Холли:Только что узнала, что ты общался с моим другом Адамом. Ты тоже помешан на науке?
Я:Хотелось бы, но я не настолько крут. Так что я просто делаю вид.
Холли:Выходит, ты и впрямь очень умный?
Я:Да, но пытаюсь исправиться. Может быть, даже запишусь в группу
Холли:Твое слабое место?
Я:Любовь к стейку. Я обожаю сочный бифштекс «Нью-Йорк» с хрустящей жирной корочкой!
Холли:Смешно! И какая гадость! Но я имела в виду другое. Что ты рассказываешь, когда тебе нужно обратить на себя внимание?
Я:Ты очень деликатно выражаешь свои мысли. Вынужден признать — чтобы произвести впечатление на девушек, я цитирую сонеты Шекспира на французском. И не перестану без медицинской помощи, потому что этот прием действительно работает.
Холли:Гм… Хотела бы сказать, что на меня это не произвело бы впечатления, но боюсь, что это не так. Но, конечно, сюрприза уже не получится.
Я:Понятное дело.
Холли:Адам только что пришел. Пора готовиться к зачету. Напишу тебе позже.
Ну вот, я начал говорить правду и немного рассказал о себе. Все прошло не так уж плохо. Во всяком случае, сейчас. Я уснул на кушетке, записывая в дневник все о Холли из две тысячи девятого года, что только мог вспомнить. На тот случай, если вдруг память начнет подводить меня. Было очень много моментов, которые я в свое время даже не подумал записать, потому что считал, что все успею.
Когда я открыл глаза, было уже темно. Видимо, я проспал весь день. Почти целый час я занимался всякой ерундой, пытаясь решить, стоит ли звонить или снова писать Холли. Я уже собирался написать ей, но тут от нее снова пришло сообщение. Похоже, у Холли в семнадцать лет гораздо меньше терпения.
Холли:Я знаю, что прошло всего шесть часов и я делаю ужасную глупость. Но я только хотела спросить, не посоветуешь ли ты какие-нибудь полезные материалы для подготовки к тесту академических способностей.
Я:Могу тебе кое-что порекомендовать, но что мне за это будет?
Холли:А что ты хочешь?
Я:Можно позвонить тебе прямо сейчас?
Холли:Рискни. Заодно узнаешь, отвечу ли я.
Мне следовало предвидеть, что она так скажет. Прежде чем набрать номер, я забрался в кровать и выключил свет.
— Привет, — отозвалась Холли.
— Привет…
— Итак…
— Итак… расскажи мне что-нибудь интересное из школьной жизни. Мне кажется, я уже целую вечность не учился. — Вот еще одно правдивое заявление. Пока что у меня все получалось.
— Ну, например… мне нужно сделать новый проект для углубленного курса английского. Очень интересное задание: в течение дня записывать в дневник слова песен, которые отражают мое настроение, — и так целую неделю.
— И какая же у тебя сейчас песня?
— «Каникулы» группы «Гоу-гоу». Ты ее знаешь? — спросила она.
Я пропел первую строчку:
— «Не могу перестать думать о тебе».
— Тебе она кажется дурацкой?
— Вовсе нет!
— А какая у тебя сейчас была бы песня?
Голос Холли смягчился, и я закрыл глаза, представляя, как она забралась под теплое белое одеяло и положила голову на голубую подушку с оборками.
— Гм… «Все перемешалось».
— Никогда такой не слышала, — сказала Холли.
— Это группа под названием «Триста одиннадцать».
— Ты хорошо разбираешься в музыке, да?
— Да, можно сказать, помешан на ней.
— А у меня очень своеобразный вкус. Иногда я даже стесняюсь сказать, что мне нравится, — призналась Холли.
— Например?
— Песня Билли Джоэла «Не спрашивай, почему».
Я пропел в трубку первую строчку из этой песни.
— Поверить не могу, что ты ее знаешь, — удивилась Холли.
— Я и на гитаре могу ее сыграть.
— Не может быть!
— Я не шучу. Как-нибудь покажу тебе.
— Круто!
Согласен, я не смог удержаться и немного схитрил. Я ведь знал, какая песня у Холли любимая, и в две тысячи девятом году разучил ее на гитаре, чтобы произвести впечатление.
Этим вечером я лег спать, впервые за долгое время чувствуя себя самим собой. Пусть Адам, который соображает гораздо лучше меня, разбирается с новой информацией, а я поступлю так, как он советовал, и не буду торопиться подводить отца к разговору.
Я по-прежнему заперт в этом странном чистилище, ожидая, что кто-нибудь или что-нибудь поможет мне понять, что делать дальше.
Глава двадцатая
Воскресенье, 7 октября 2007 года
Я знаю, что должен на какое-то время прекратить прыжки во времени. Нельзя забывать, что в последний раз после прыжка несколько дней чувствовал себя совершенно разбитым, и поэтому обязательно должен прислушаться к совету Адама. Но сегодня утром я проснулся с мыслями о Кортни… о том что хотел бы исправить в наших отношениях… например, тот случай в седьмом классе. Поскольку мы были не только братом и сестрой, но и одноклассниками, я был в курсе всего, что происходило в ее жизни. Хотя многого предпочел бы не знать.
Например, что от нервов у нее случались проблемы с желудком. Каждый раз, когда мы писали тест или наша музыкальная группа проходила прослушивание, Кортни начинала портить воздух и постоянно бегала в туалет. Я видел, как она торопится в женскую комнату, и знал, в чем причина. И все же я никогда особо не задумывался и не обсуждал ни с кем поведение моей сестры, пока вдруг мой лучший друг, который был сильно и безответно влюблен в Кортни, не увидел, как она выбежала из зала прямо перед выступлением на Фестивале научных проектов. Он забеспокоился, не заболела ли она, а я, не задумываясь, выпалил: «Она в порядке. Просто не любит пукать в присутствии других людей».
Он ухмыльнулся и в ту же секунду я осознал, что натворил. Тогда я еще мог сказать, что солгал, и попытаться взять свои слова назад. Но я упустил эту возможность и лишь посмеялся вместе с ним. В итоге несколько недель после Фестиваля Кортни пришлось жить с прозвищем «пердунья». Это было ужасно.
Трудно поверить, но после всего, что произошло с нами, эта глупая шутка в средней школе все равно вызывает во мне чувство вины. Самое неприятное — я так и не признался сестре, что я сам случайно распустил этот слух. Мы никогда не говорили об этом. Как будто Кортни знала, что мне не хватит смелости заступиться за нее перед друзьями. Мне кажется, она все понимала. Но ей не следовало так плохо обо мне думать, а я не должен был быть таким трусом.