Буря

Шалашов Евгений Васильевич

Поступило донесение из Австро-Венгрии. Несмотря на решение правительства, австрийцы устраивали демонстрации и протесты, мол, опять Австро-Венгрия предала Россию. Может, хватит уже быть настолько мерзко-предсказуемыми. Ведь в своё время Николай I спас Австрию ещё в 1848 году от восстания венгров, которые боролись за свою свободу. Потом австрийский император Франц-Иосиф ответил «благодарностью», пообещав атаковать Россию в турецкой войне. Приятно, что австрийский народ решил выступить против решения своего государя, но в целом действия правительства ничем нас не удивили. Не в первый раз, да и, наверное, не в последний. Очень уж русский народ доверчив.

Однако надеюсь, что потомки уже не совершат подобных ошибок. Всё же, любое государство —

это очень сложный организм и, до крайности нестабильный. К тому же, почему-то каждый раз, когда мы смотрим в сторону Европы, Европа смотрит куда угодно, но не на нас.

Австрийская армия пока не участвует в наступлении на Россию, и это уже хорошо. Стоит довольствоваться меньшим.

Были и комичные новости. Руководство Польши всерьёз начало нервничать. Поляки рассчитывали на то, что с начала войны не просто обретут свободу от России, они рассчитывали что Германия и Франция вернут Польше те самые территории, которые отошли когда-то австрийцам и пруссакам в XVIII веке. Но не тут-то было. Никто полякам свободу не обещал. Да и о восстановлении Польши в границы 1871 года речи даже не шло. А так выходит, что в случае нашего поражения, Польша просто сменит хозяина. Возможно, даже ещё раз уменьшится, потому что её поделят между собой Франция и Германия. В общем, за что боролись, на то и напоролись. Хотя и Германия не спешит с Францией делиться. У франков и поляков-то ведь нет общих границ. Так что, скорее всего, Германия постарается захапать себе весь кусок пирога. И вот теперь возникает главный вопрос — останутся ли вообще поляки как нация? Мы-то себя позиционируем как многонациональная страна, а немцы и французы стремятся освободить территории для своего народа и поляки им там не нужны. Вот такая ирония истории. Впрочем, ничего нового. Нам же остаётся работать дальше.

Глава 6

Крепость Огородзенец

Если подвести небольшую статистику, обычно, мы на каждом совещании успеваем обсудить минимум три довольно важных вопроса и найти эффективные решения. Однако сегодня наше внимание сфокусировалось на одном — казалось бы, несущественном на фоне всеобщей картины боевых действий, но очень волнующем и, признаться, неприятном событии.

Общая эвакуация шла полным ходом, боевые подразделения вместе с мирными жителями отступали к границам. Довольно большая часть уже миновала линию обороны, но нашёлся один городок-крепость, решивший не поддаваться бегству. В городе Огородзенец, рядом с которым стояла одноимённая крепость, всё пошло не по плану с самого начала.

В Огородзенце были расквартированы тысяча двести душ личного состава, которые, в принципе, готовы были как отступать, так и принять бой и лишь ждали указаний. Однако, практически, перед самым объявлением отступления, польские националисты устроили диверсию и повредили почти всю технику, вследствие чего солдатам пришлось бы отступать пешком или забирать транспорт у гражданского населения. Не может такого быть, чтобы в городке не отыскались какие-нибудь грузовики.

Проблема, конечно, серьёзная, но решаемая. Опять же, можно было бы отправить к ним навстречу военные грузовики или ещё каким-то образом решить этот вопрос. Хоть основные маршруты отступления и проходили довольно далеко от того города, и для эвакуации пришлось бы сделать довольно серьёзный крюк.

В итоге Рокоссовский принял решение, что проще отправить технику прямо от укреплений, со свежими силами, которая смогла бы быстро загрузить людей и отправить их обратно, а не расщеплять отступающие силы, которые то и дело оказывались связаны боем с немцами.

Однако отправка техники казалась тоже непростым решением, потому как нужно было эту технику ещё подготовить, собрать экипажи и, собственно, отправить вглубь Польши. В общем, взвесив все «за» и «против», командир батальона — подполковник Тышкевич, к слову, чистокровный поляк и, как позже выяснилось, потомок Радзивиллов по материнской линии, вместо того чтобы возглавить отступление, упёрся рогом и

принял решение вовсе остаться в родном селении и дать бой захватчикам. Военного смысла в этой обороне не было, но подполковник вспомнил о своей шляхетской чести и гоноре.

Учитывая прямой приказ командования, давать указания своим солдатам он не стал, только объявил, что сам остаётся, и все желающие, в качестве добровольцев, тоже могут остаться и занять оборону. Не знаю, что за речь он там произнёс, но две трети батальона, а именно восемьсот человек, решили остаться с ним и оборонять крепость. Кроме военных, нашлись воинственные горожане и селяне, тоже решившие взять в руки оружие и вместе с русскими солдатами защищать свою землю, а заодно и собственность.

— Восемьсот человек? — хмуро уточнил Джугашвили.

— Восемьсот, — кивнул Рокоссовский.

— А почему целый подполковник командует всего лишь батальоном? — спросил Джугашвили.

— Так не было раньше возможности для карьерного роста, — ответил Шапошников. Кадры были, а расти некуда. Только сейчас эту проблему и решаем, формированием новых подразделений.

В зале повисла тишина.

— Но восемьсот человек это ведь совсем не дело, — хмуро произнёс я. — Надо отдать ему приказ в ультимативной форме, чтобы он прекращал заниматься глупостями и своих солдат пинками гнал к границе. Если потребуется, бегом пускай бегут! То же самое с мирными жителями. Мы не знаем, как ведут себя захватчики. Рисковать жизнью мирного населения не имеем права. Мы и так вон уже Варшаву оставили, доподлинно до сих пор неизвестно, что там происходит. Вернее, известно, — я переглянулся с Фраучи.

Рокоссовский тяжело вздохнул.

— Отдавал уже приказ. И орал на него. А он стоит на своём, упёрся, как баран. Мол, он родился и вырос в этом городе и не может позволить, чтобы кто-то там хозяйничал.

— Он ведь и сам сгинет, и людей погубит, — вмешался Шапошников. — Нам сейчас не нужны такие потери. Мы все понимаем чем это закончится. Новости такие на пользу никому не пойдут.

— Пригрозите ему трибуналом, — предложил вдруг Пылаев, который в последнее время частенько присутствовал на военных совещаниях. Разумеется, когда приглашали.

Рокоссовский на него даже не взглянул, но всё-таки ответил:

— Говорит, что стоять будет до последнего, и к сожалению, вынужден проигнорировать приказ вышестоящего руководства. Мол — теперь над ним начальником лишь Господь Бог. Потом, по итогам, готов ответить хоть перед судом офицерской чести, хоть перед трибуналом, а сейчас землю свою не сдаст. Сказал, что знает крепость как свои пять пальцев, сможет удерживать хоть десятикратно превышающие силы противника.

Я вдруг вспомнил, что Рокоссовский сам этнический поляк. Наверное, тоже переживает из-за этой ситуации не меньше Тышкевича.

— Ой, глупцы… — протянул Джугашвили.

Рокоссовский хлопнул по столу ладонью.

— Да я этого офицеришку самоуверенного на гауптвахте сгною… если только выживет! Он же… ладно себя погубить решил, он же восемьсот душ за собой утащит! Надо думать, как их спасать. И при этом желательно не потерять ещё больше людей, потому как, чувствую, придётся отправлять им на подмогу кого-то, чтобы пинками их к укреплениям гнали.

— Что у них с вооружением? — спросил я.

— Там у них совсем невесело, — усмехнулся Рокоссовский. — Какое оружие может быть у пехотного батальона? Винтовки, пулеметы, да штук пять минометов. Это если по штатному расписанию. А как в реальности — не знаю. Могут и пулеметы оказаться сломанными, и мин к минометом нехватка. Там еще стоял дивизион ПВО, двенадцать зенитных пушек, но сам дивизион вместе с орудиями уже отступил. Правда, часть зениток выведены из строя в результате террористических актов националистов. Остались боеприпасы, довольно много, от тех же зениток — их вывезти не успели. Починить что-то из зениток можно. Однако на складах нашли старые пороховые пушки, чуть ли не времён Крымской войны. Оказалось, что к этим пушкам подходят снаряды от зенитных орудий.