Бурят

Номен Квинтус

Но теперь стройки были завершены, и перспективы года следующего выглядели отнюдь не радостно, так что Иосиф Виссарионович пришел с вопросами к Николаю Павловичу:

— Товарищ Бурят, у меня вот какой вопрос возник: почему вы запрещаете Госплану размещение новых предприятий в прибалтийских областях?

— Я запрещаю? — очень удивился Николай Павлович. — Я ничего не запрещаю, Госплан сам считает, где и что лучше размещать. Учитывая, в том числе, и наличие свободных рабочих рук.

— Но в Прибалтике-то теперь этих свободных рук…

— Относительно квалифицированных рук. А все эти чухонцы даже читать в большинстве своем толком не умеют. Их, конечно,

нужно учить, но дело это весьма не быстрое, так что и заводы с фабриками там сейчас строить смысла нет.

— А тот же Руссо-Балт…

— Мне товарищ Струмилин, когда мы вопрос этот обсуждали, справочку составил. До революции на заводах, там размещающихся, свыше девяноста процентов рабочих были русскими, поляками или немцами. Русские в большинстве своем давно уже оттуда выехали, поляки тоже разбежались. Немцы… их хватило на то, чтобы вакансии на Петровской верфи на четверть закрыть. Да и то — они же почти все с германскими паспортами, а вид на жительство мы иностранцам там продлили только до тридцать второго года. Так что многие уедут: Струмилин считает, что больше половины, я более оптимистичен. Пришлось рабочих аж с Урала везти!

— В ЦК поступали жалобы, что для размещения этих рабочих из домов выгонялись местные жители…

— Не выгонялись, а выселялись, причем выселялись из домов, захваченных местной, извините за выражение, интеллигенцией у русских людей, которых прибалты выгнали их своих домов десять лет назад. Мы просто вернули украденное… кстати, тамошняя сельская молодежь уже все сообразила, активно учатся рабочим профессиям.

— И где? Там же ни заводов, ни училищ…

— Только в Питер больше пятидесяти тысяч человек приехало, на заводах питерских подсобными рабочими трудятся. А заводов сейчас в СССР много, так что юного мужичка из новых областей и во Владивостоке встретить несложно.

— То есть идет выселение…

— Иосиф Виссарионович, вы все еще живете в вымышленном мире какой-то седой древности. У нас в СССР все люди равны, нам официально национальность каждого человека не важна. Каждый имеет полное право учиться любой специальности — но мы не гарантируем, что будем его учить там, где он пожелает. Хочет человек учиться на судостроителя — да ради бога, но учиться придется в Николаеве, во Владивостоке, в Комсомольске… в Петербурге еще, но там мест для учеников уже и нет больше. И работать человек может кем захочет, но лишь там, где такая работа есть. А если нет там, где он живет, желаемой им работы, то пусть переезжает или работает на той работе, что есть: человек всяко обязан трудиться, в том числе и для того, чтобы на прокорм себе заработать. Мы даем человеку права, но и обязанностей не изымаем — а обязанности для всех людей у нас тоже едины.

— Но у малых народов…

— У них — как и у народов больших — есть полное право разговаривать на родном языке, изучать историю своего народа, гордиться ею. Но права получать какие-то преимущества за то, что они какой-то народ особый, ни у кого нет. Еще раз: у нас все равны. Все люди, все народы. А задача правительства вовсе не в том, чтобы кого-то там ублажать, а в том, чтобы все люди в стране и дальше были равны. В правах равны и в обязанностях!

— Но дайте договорить! У малых народов меньше возможностей получить должное образование, просто потому, что нет учителей достаточно образованных и языки этих народов…

— Ну как же с вами разговаривать-то тяжело! Вы, как руководитель партии, и должны представителям этих, как вы говорите, малых народов, что им учиться нужно. Но — обратите на это особое внимание —

учиться нужно у тех, кто учить уже умеет. Есть русские учителя — пусть учатся у них. Других-то учителей, сами знаете, нет у нас. Вы, я имею в виду партия, просто обязаны людям объяснять, что выдумывая всякие там национальные особенности, они так и останутся в дикости. На тех же чухонцев посмотрите: его умыть и приодеть — так на человека похожи становятся, но гадить в унитаз… за что там унитаз, они ретирадника отдельного не додумались, ночной горшок для них — чудо заморское…

— Я все же думаю, что привлечение национальных кадров…

— Иосиф Виссарионович, у партии гимн какой?

— Не понял, какая связь… «Интернационал».

— Вот именно что «интер». Партии тоже национальность должна быть безразлична: все большевики равны. И все не большевики — тоже. А если кто-то думает иначе…

«Думающие иначе» много времени на размышления тратить не могли, у них и других забот хватало: нужно было мерзлую землю копать. За весну и лето в вечной мерзлоте было прорыто чуть больше ста километров больших туннелей — настолько больших, что в них поезд мог заехать свободно. Однако поезда в них не ходили, хотя рельсы там и были проложены — но по рельсам катались лишь вагонетки, в которых на длительное хранение привозились разные «скоропортящиеся продукты». И начали эти продукты заводиться в штольни уже с середины ноября — то есть когда на улице стало достаточно холодно, чтобы эти продукты могли сами замерзнуть. В основном в штольни заводили мясо и рыбу: мясо завозили в хранилища Забайкалья, куда его много из Монголии приходило, а рыбу — в Воркутинские и выстроенные к северу от Лабытнанги, до которых уже дотянулись рельсы. Конечно, рыбу туда все же довезти тоже требовалось, но по рельсам бегало уже достаточно вагонов-рефрижераторов (большей частью немецких, но уже и отечественные появились).

Еще у «альтернативно думающих» была возможность героически потрудиться на засолке селедки: Николай Павлович разумно счел, что отправлять не очень советский народ в ссылку на курорты Алтайского края или Южной Сибири несколько неправильно — и ссыльные теперь осваивали берега очень богатого рыбой Охотского моря. В Комсомольске рыболовецких суденышек много понастроили, так что рыбы теперь в море ловилось немало — но ее нужно было после этого разделать и засолить. А другой работы для ссыльный в этих поселках просто не было — ну а просто так их кормить никто не собирался.

Станислав Густавович как-то поинтересовался у Николая Павловича:

— Мне вот что интересно: рыбы мы наловили столько, сколько за пару лет всей стране не съесть — так зачем ты столько денег тратишь на то, чтобы ее еще больше добывать?

— Знаешь, я тебе так отвечу: еда лишней никогда не бывает. В этом году урожай, в другом — поля пустые — вот тут-то запас и пригодится.

— В этом году мы собрали даже больше ста миллионов тонн, из которых двадцать мы ни продать, ни съесть не сможем. А еще с прошлого года десять миллионов…

— А народу в стране почти сто восемьдесят миллионов, и каждый, обрати внимание, очень не против что-нибудь сожрать. Я тут книжку одну нашел, буржуйскую конечно, но там некоторые умные слова все же встречаются. Я тебе ее дам почитать… не бесплатно, конечно — но как соседу скидку предоставлю… процентов двадцать. Так вот, в книжек черными буквами написано, что для правильного прокорма одного человека требуется одна тонна зерна в год.

— А ты видел человека, который в состоянии столько сожрать?