Бушующая стихия
Шрифт:
— Но ведь ты еще можешь поехать, — быстро заговорил Робин. — Заказ на номер в гостинице действителен. Жаль будет, если он пропадет. Так мама говорит. Она сказала: «Маргарет заслуживает отдыха. Пусть едет куда-нибудь к солнышку, где можно обо всем забыть и завести новых друзей».
— Как любезно с ее стороны! — Гнев разрывал Мэгги на части, и она боролась с собой из последних сил. — Но я и думать не хочу ехать без тебя. — Она помолчала. — Может быть, когда выяснится, что состояние твоей матери не столь серьезно, мы поедем? Ты ведь сам сказал, что номер за нами сохранят.
Возможно,
— Хотел бы и я быть столь оптимистичным. — Он тревожно и умоляюще улыбнулся. — Милая, как мне жаль, что все так получилось. Но мы поедем в другой раз.
О нет, другого раза не будет, подумала Мэгги. Твоя мать позаботится об этом. Для нее это словно эксперимент: проверка твоей реакции. Теперь-то она знает, что, стоит ей потянуть за ниточку, ты начнешь плясать.
— Конечно, непременно, — мягко улыбнулась она. — Тебе, наверное, не терпится вернуться в больницу — узнать, нет ли изменений. Спасибо, что заехал и сам все объяснил.
Робин опешил.
— Но ведь это самое малое, что я мог сделать. И мама настаивала… — Он поколебался. — Я проверил страховку, мы ничего не потеряем, если отменим заказ: болезнь родственников. — Наступила очередная неловкая пауза. Робин взглянул на часы. — Пожалуй, мне пора возвращаться. — Он печально посмотрел на нее. — Ты ведь все понимаешь, правда? Ты знаешь, как я хотел быть с тобой.
— Да.
Робин поднялся, Мэгги встала и нежно поцеловала его в щеку.
— Я все понимаю. Передай маме привет и пожелания скорейшего выздоровления, — помолчав, прибавила она.
— Спасибо. — Он коснулся ее руки. — Ты чудесная девушка, Мэгги. Самый лучший друг.
Она смотрела, как захлопывается за его спиной дверь, потом медленно сосчитала до двадцати, схватила свою пустую чашку и с силой запустила ее в камин. Чашка разлетелась на куски, рассеяв по комнате осколки и капли холодного кофе.
— Вот и все, — сказала она и дала волю слезам ярости и бессилия. Она упала на колени в густой ковер и, обхватив себя руками, громко разрыдалась.
Не о пропавшем отпуске под тропическим солнцем. Она оплакивала Робина и свои надежды на жизнь с ним, о которой так мечтала. Плакала оттого, что поняла наконец с убийственной ясностью, что, даже если он снова войдет в эту дверь и предложит ей руку и сердце, она не примет его предложения.
Наверное, следовало поблагодарить миссис Герви за то, что она так рано выказала нрав. Возможно, когда-нибудь Мэгги действительно будет ей признательна за избавление от будущих чудовищных ситуаций… но только не теперь. Теперь она полностью уничтожена, и жизнь ее разбита, как та чашка, с которой она так жестоко обошлась.
Она рыдала, пока слезы не иссякли, потом долго всхлипывала, нервно и сухо, и наконец затихла, неподвижно уставившись в пространство и в оцепенении размышляя, что теперь делать.
Одна на Маврикий она не поедет. Роскошный отель — комплекс одноэтажных домиковномеров — будет населен влюбленными
Да ей и не хотелось никого приглашать. Ужасно, если все узнают. Ее начнут жалеть, с языков вот-вот готово будет сорваться: «А ведь мы тебя предупреждали!» — и Себастиан с Лу будут первыми. Она этого не вынесет.
А может, провести отпуск в другом месте, где одинокая женщина не будет так выделяться? Но — нет, сердце ее ни к чему не лежало, ни один вариант не вызвал в ней интереса.
С другой стороны, оставаться в Лондоне тоже нельзя. Если она не запрется в своей квартире, слух о том, что она не уехала, распространится в мгновение ока. Ей потребуется вся ее осторожность, чтобы тут же не оказаться в редакции — нянькой при Кили СенДжон, пока та будет переписывать свой очередной бестселлер.
Только не это, неожиданно для себя вскипела Мэгги. Только через мой труп!
Она поднялась с колен и глубоко вздохнула. Теперь она знала, куда поедет. Ведь у нее есть ее домик.
Себастиан мог подшучивать над ней сколько угодно, но домик — пусть маленький и затерянный в глуши Восточной Англии — был ей дорог. Ей нравилась его уединенность, даже недоступность, нравилось, что он в стороне от проселочной дороги. Он не стоил ей почти ничего — она отдала за него бабушкино наследство — и последние несколько лет вкладывала в его обустройство большую часть свободных денег. Она установила подержанный газовый обогреватель, объездила комиссионные мебельные магазины, подбирая подходящую обстановку, а потом любовно и бережно чинила и чистила мебель. Задачей номер два была ванная. Все удобства здесь состояли из заросшего крапивой строения во дворе, шаткого умывальника в большей из двух спален и большой жестяной лохани.
Как-то раз ее сестра Лу, направляясь ночью в туалет, угодила в крапиву и в сердцах обозвала домик краем света. Так и повелось. На прошлое Рождество Мэгги получила в подарок красивую резную деревянную дощечку с надписью «Край Света». Себ заявил, что теперь ценность домика резко повысится.
Но как убежище, приют, где можно спокойно залечивать раны, этот домик был все же лучше, чем ничего. Туда можно было поехать, чтобы побыть одной и собраться с мыслями. Подумать, как жить дальше. Без Робина.
Вернувшись в спальню, Мэгги вздрогнула. Предстояло распаковать чемодан. Все ее роскошные пляжные наряды были тщательно подобраны для поездки на Маврикий, а не на Край Света. На Краю Света самая подходящая одежда — джинсы, свитер, теплое белье.
И вот настала самая горькая минута: Мэгги достала из чемодана ночную рубашку, купленную для первой ночи с Робином. Такая красивая, тонкая, белая — по правде говоря, Мэгги надеялась, что пробудет в ней недолго. Ей всегда было хорошо в объятиях Робина, она ждала его поцелуев. Она привыкла к нему, с ним ей было спокойно, и она без колебаний отдала бы ему всю себя. Теперь же она смотрела на рубашку, чувствуя приближение нового удушливого приступа слез. Она больше не хотела ее видеть, как и остальные купленные ею легкомысленные вещички.