Бутч и Кэссиди
Шрифт:
– Девчонки, это уже почти некультурно. Мы ведь только спросить хотели, как вам здесь нравится, а вы так вот, серпом да...
– Тоже мне, социологический опрос, с чего это такое любопытство?
– Ну, хозяйское, что ли.
– Это кто ж здесь хозяин?
– А что, не похожи? Бутч, достань-ка карточку,
– Разрешите представиться: Санденс Бутч и Кид Кэссиди.
Девушки разглядывали карточку с явным недоверием.
– Так это ваш ресторан?
– И ресторан, и гостиница, и много еще всяких разных вещей.
– Раз ресторан
– Это место не для халамидников.
– Я так и сказала Алисе: место для фраеров. Кто-то даже на "роллс-ройсе" притащился.
– Это наш "роллс-ройс".
– А-а, простите,
– Да что вы, так, старье-с. А как вас все-таки зовут?
– Алина, - сказала та, что пониже.
– Алиса, - ответила ее подруга.
– Ну что ж, не будем мешать приятно проводить время, а вот великий пост ваш прервем. Эй, гарсон, полный обед сюда. Счет нам предъявишь. А завтра, уж не откажите в любезности - скромный ужин в тесном кругу. Будем ждать здесь же, в шесть.
– Сан, подожди минутку. А как же вы здесь оказались, при такой-то дороговизне?
– У меня муж здесь в оркестре играет, -улыбнулась Алиса.
– На саксофоне.
– Вот оно как. Ну, до завтра.
...В ту ночь Лена была неподражаема.
IX
За завтраком установилась напряженная тишина. И Бутч, и Кэссиди были возбуждены, но каждый по-своему: Бутч был деятелен, Кэссиди мрачен. Промокнув губы салфеткой, Кэссиди потянулся за зажигалкой и, выпуская дым через ноздри, сказал:
– У меня есть для тебя новости, Сан.
– И у меня есть, - промурлыкал Бутч, - дружище, прекрасные новости.
– Жаль, что придется испортить тебе настроение, Сан.
– Для этого придется очень постараться, дружок. А что, собственно говоря, произошло за последнюю ночь?
– Я влюбился, Сан.
Бутч перепрыгнул через стол, сжал Кэссиди в объятиях и затормошил:
– Это же чудесно!
– Ты действительно так считаешь?
– По крайней мере, скучно не будет
– По-твоему, депрессия лучше апатии?
– Все какое-то разнообразие,
– Да уж... Ладно, а ты-то чего так счастлив?
– Я? Я влюблен и тоже со вчера. Угадай, в кого?
– Откуда мне знать?
– А ты попробуй с трех попыток...
– Ну, Лола наверняка отпадает.
– Разумеется.
– Ленка? Сомнительно... Тогда...
– Не мучайся, имбецил - Алина.
– ... Вот они какие - северные олени.
– Ну, а ты чем порадуешь? Дай-ка догадаюсь. Лола отпадает, Ленка тоже - жаль малышку... Ну, не Алина же?
– Нет - Алиса.
Бутч снова обнял Кэссиди,
– Я так рад, брат.
– А я почему-то нет. Предчувствия нехорошие.
– Азов этих штуйот, ихье бесэдэр, хабиби!
Самым сложным оказалось убить время до вечера. Кэссиди откровенно томился, листал книги, наполнял пепельницы и угрюмо разглядывал плафоны потолка. Бутч фонтанировал энергией: заказывал ужин, выбирал костюмы, потом потащил Кэссиди выбирать цветы и подарки.
Штейнбоков был нескрываемо доволен, Теперь-то побратимы успокоятся, ведь от вмешательства Бутча или Кэссиди в экономику зависел не только город: от него лихорадило биржу, центральное правительство и посольства сопредельных государств. По мнению Димыча, такое влияние нуждалось в минимизации, так что любовь пришла как никогда вовремя.
Димыч поехал за девушками в полшестого. Бутч и Кэссиди уже ждали в ресторане, во вчерашнем кабинете. Кэссиди время от времени выходил в зал и разглядывал саксофониста, стараясь оставаться незаметным. Бутч распахнул окна, и в комнату вплыли канделябры каштанов. На столе благоухали любимые Кэссиди гиацинты. Против ожидания, девушки появились вовремя. Штейнбоков прищелкнул языком, глянув на лица побратимов - дамы были во всеоружии.
Хороша была Алина! Невысокая, очень изящная, кажется, дотронешься - и сломается, огромные карие глаза на бледном лице, нежная родинка у упрямого и слабого уголка рта, темные волосы ниспадают почти до колен - гордая, беззащитная, капризная. Ее не портила даже неправильность передних зубов. Бутч поцеловал невесомую, прозрачную руку и подумал: "Точно, маленькие женщины - для любви".
А Кэссиди не мог отвести глаз от Алисы. Она была очаровательна в забытом смысле этого слова - зачаровывала, завораживала. Ее шарм пронзил Кэссиди, и он пропал раньше, чем понял это. Алиса была почти его роста, очень стройная, натянутая, как струна, нервная, как породистая кобылица, и вместе с тем излучающая расслабляющую негу. Немного раскосые глаза насмешливо прищурены, волосы собраны в короткую косичку а-ля Фридрих Великий.
Кэссиди не смог бы объяснить, что именно было в ней прекрасно. Ее изначальный мужицко-крестьянский праконтур, костяк, был облагорожен неким неуловимым влиянием Дальнего Востока, то ли мощных орд, то ли чайных церемоний. Так приморский хребет сглаживается тропическими бурями. Она была неотразима.
Ужин удался на славу. Бутч разошелся, сыпал анекдотами, девушки смеялись - Кэссиди пытался быть в струе, но чувствовалось, что это удавалось ему с большим трудом. В салоне разбились на пары; Алина жеманничала, но слушала Бутча вполне благосклонно, Кэссиди пытался разговорить Алису.
– Вы всегда такая неразговорчивая?
– Во-первых, можно на "ты", а потом - что мне рассказывать - самая что ни на есть обыкновенная жизнь, не то что у вас...
– Мы кажется договорились на "ты"?
– А я о вас обоих.
– Ясно. И что же это такое "обыкновенная жизнь"?
– Любопытство разбирает, понятное дело. У меня двое детей - двойняшки, мальчик и девочка - полтора года, жутко пакостные, хорошо хоть мама помогает. У нас магазинчик свой, маленький - продаю, что пошила. Сережа здесь вот устроился, а до того мне по хозяйству помогал.
– Коротенько, однако.
– Что поделать, где нам, дуракам, чай пить. А вообще, лучшие новости никаких новостей.
– Может быть...