Бутлеров
Шрифт:
Этого мало. Павильон оказывался еще и чудом изобретательности: бетонный пол отливал цветами радуги, светящаяся краска на потолке освещала внутренность темного помещения.
Александр Михайлович наслаждался восхищением гостя и тут же рядом, в саду, показывал какие-то особенные деревянные весы, грядки питомники, собственноручно им самим посаженные и привитые фруктовые деревья.
Сторонник экономического преобразования России, горячий поборник просвещения и рационального ведения хозяйства, Бутлеров смотрел на свои опыты не только как на развлечение. Многие новшества Александра Михайловича получили у сельских хозяев и крестьян широкое признание. Сюда относятся не только «бутлеровские ульи», наличием которых, наряду с подвязанными
Александр Михайлович первым в России построил в Бутлеровке для снабжения водой усадьбы незадолго перед тем изобретенный во Франции гидравлический таран, в котором действующей силой является вода, поднимающая себя на известную высоту силой своего собственного течения, резко прерываемого в таране, где и происходит «гидравлический удар», толкающий воду наверх.
Александр Михайлович весь водопровод, как и самый таран, построил сам. Он сам изготовил инструменты для нивелировки, разбил сеть водопроводных труб, руководил работой землекопов, плотников и кузнецов, до последнего момента не веривших, что вода может сама себя поднять в сад, во двор и в дом, расположенные сравнительно высоко над речкой. Изумление крестьян, убедившихся в одно прекрасное утро в правильности хитрой выдумки хозяина, можно сравнить лишь с радостью самого Александра Михайловича, пережитой им, когда из наполнившихся за ночь труб вода пошла во все уголки усадьбы.
Паломничавшие целое лето в Бутлеровку окрестные жители прозвали таран «бутлеровской самокачкой».
Однако деятельной, живой натуре Бутлерова недостаточно было всех этих занятий. Интерес к пчеловодству не оставлял его всю жизнь. Это необыкновенно деятельное увлечение Бутлерова сыграло значительную роль в развитии русского пчеловодства.
«Я завел пчел в 1860 году, — рассказывает Бутлеров, — и около десяти лет содержал их почти всех в обыкновенных колодных стояках, ограничиваясь наружным присмотром и естественным роением. Словом, поступал почти так же, как делают наши мужички-пчеляки. В этот промежуток времени число семейств у меня то возрастало, доходя слишком до двадцати, то сокращалось почти до десяти. Доход медом был вообще плохой. Пчеловодство интересовало меня, и из разных книг я успел познакомиться с теоретической его частью, но знания оставались бесплодными и почти не прилагались на деле: на простых колодных стояках трудно было учиться практически, да и те книги из русской пчеловодной литературы, которые удавалось мне иметь в руках, не научили практическим приемам».
Вскоре Бутлеров перешел от обычного, примитивного пчеловодства к рациональному, заменив прежде всего колодные стояки разборными ульями разных систем, выбирая из них на практике наилучшую. Эти разборные ульи, преимущество которых Бутлеров неустанно пропагандировал двадцать лет в своих статьях, ответных письмах, книгах, и получили название «бутлеровских» в отличие от стояков, сапеток и тому подобных деревенских ульев.
С переходом на рациональные приемы пчеловодство становится если не самым главным, то, во всяком случае, самым любимым занятием Александра Михайловича.
На своей пасеке, расположенной над прудом, под сенью старых лип и сосен, среди ульев всяких систем Бутлеров производил наблюдения за жизнью и работой пчел. Он делал всевозможные опыты искусственного вывода маток, роения, подсадки семей, изучал нравы и рабочие качества пчел всех известных пород.
Посторонним зрителям, не знающим обращения с пчелами, было жутко видеть Александра Михайловича, копающегося в каком-нибудь улье или вытаскивающего рамку с медом, осыпанную пчелами. Его лысую голову, щеки, бороду покрывали пчелы, которые слетались отовсюду и ползали по лицу, по рукам, точно выбирая место, где больнее ужалить.
Своей работой, опытом, удачей и неудачей Бутлеров неизменно делился не только с русскими пчеловодами, но и с иностранными, ведя переписку, печатая статьи, участвуя в выставках. Страстно пропагандировал и доказывал он, какое имеет значение для благосостояния русского крестьянства пчеловодство, не требующее больших затрат для начала, но дающее постоянный и серьезный дополнительный доход.
В Казани и во многих других городах Бутлеров прочитал много лекций по пчеловодству. Выступая перед широкой аудиторией, Александр Михайлович завоевал себе репутацию блестящего популяризатора. И здесь и в университете, на кафедре, он чувствовал себя как дома. Прочитанные им в Казани лекции по химии для широкой публики сопровождались такими необычайно эффектными опытами, что Клаус называл их «блестящими опытами» и рекомендовал слушать популярный курс по химии, читанный Бутлеровым, не только студентам, но и профессорам.
Несколько лекций прочел он и в ближайших к Бутлеровке больших селах. В Казани Александр Михайлович был членом земского собрания и депутатом от Спасского уезда. Основной заботой его как земского деятеля было учреждение новых сельских школ, и многие из них были обязаны своим учреждением его энергии.
Не удалось ему построить пчеловодную школу в Бутлеровке, о чем он часто мечтал. Эту школу в память отца начал строить, но не достроил Михаил Александрович Бутлеров — его старший сын.
Н. П. Вагнер, между прочим, упоминает, что он заинтересовал пчелами своего друга в одну из своих поездок в Бутлеровку. Вагнер занимался тогда анатомией тарантулов, которых водилось очень много и в бутлеровском саду и в его окрестностях. Александр Михайлович с большим увлечением помогал приятелю в этом деле. Одновременно Вагнер готовил большой труд по анатомии пчел и вел также наблюдения над их жизнью и работой в ульях.
По просьбе Вагнера Александр Михайлович сделал специальный улей, приспособленный для наблюдений, и так увлекся пчеловодством, что уже потом не оставлял его До конца жизни.
В Бутлеровке, таким образом, только изменялся характер деятельности ученого.
Ранним утром, на беговых дрожках, сам правя лошадью, Александр Михайлович отправлялся в поле, в деревню, в базарное село. С полудня до вечера он был на пасеке, в саду, во дворе.
Послеобеденному отдыху Александр Михайлович предпочитал охоту: отличный стрелок, неутомимый пешеход, он и в молодости и в зрелые годы легко исхаживал такие пространства, что сопровождавшая его охотничья собака возвращалась в полном изнеможении, а сыновья и племянники отказывались охотиться вместе с ним. Он был удивительно «легок на подъем», и ему ничего не стоило вдруг собраться на неделю или две в Уфимскую или Самарскую губернии к Аксаковым поохотиться.
С такой же легкостью отправлялся он в поездки по России, Крыму, Кавказу, и за границу, в последние годы чаще всего на пчеловодные выставки или съезды.
Как ни рано начиналась хозяйственная жизнь в Бутлеровке, Александр Михайлович только к вечеру находил время посидеть на террасе перед домом или на крыльце позади него, посматривая на стрижей, делавших круги над домом, на озабоченных воробьев, прыгавших по крышам хозяйственных построек.
Над террасой шелестели листья высоких берез, окруженных палисадником; между домом и гумном лежал пустырь, заросший подорожником; за ним начинались поля, среди которых ютилась небольшая деревенька.
Двор со службами располагался позади дома. Посредине просторного двора Александр Михайлович культивировал какую-то особенную, им самим выведенную породу русских роз, похожих на шиповник, — они цвели с весны до поздней осени, и издали, в замкнутом частоколом круге, были похожи на пышный ковер, разостланный перед домом.
К двору примыкал смешанный сад с яблонями, вишнями и липовой аллеей. Аллея спускалась к мрачному пруду, покоившемуся в обрывистых, красно-бурых глубоких берегах.