Буйный бродяга 2014 №3
Шрифт:
В этом смысле произведение Сорокина — действительно сатира — острая и, увы, весьма злободневная.
О старой фантастике
Юлия Лиморенко
Счастье «Страны cчастливых»
Эссе о повести Я. Ларри «Страна счастливых», первое издание — 1931 г.
Писательская судьба Яна Ларри достаточно хорошо известна, чтобы пересказывать её снова и снова. Практически все, кто интересовался советской фантастикой «эпохи до Ефремова», слышали название книги Ларри «Страна счастливых»; намного меньше тех, кто её читал. Неизменно привлекает пытливые умы странная и скандальная история неоконченного «Небесного гостя», но эта история — совсем другая! Сейчас нас занимает судьба его коммунистической утопии. По масштабу
Прежде чем рассуждать об идейных свойствах «Страны счастливых», справедливости ради отметим один её важный характерный признак: это хорошо написанная, энергичная, яркая книга. Утопиям часто приписывают фабулярную беззубость — мол, если в описываемом мире всё хорошо, нет никаких конфликтов, то и увлекательного сюжета ждать не приходится.
Ларри идёт другим путём: сюжет в книге линейный, но непредсказуемый, нешаблонный. Начинается она... с катастрофы. Павел Стельмах и его коллега Феликс испытывают принципиально новый тип аппарата — звездоплан. Опыт неудачен: аппарат падает, Феликс гибнет, а Павел, выживший, но потрясённый катастрофой и судьбой товарища, должен заново начинать борьбу за своё изобретение. У него много сторонников, но и противники проекта теперь получили в руки новый козырь. Судьба звездоплана порождает нешуточную политическую борьбу... «Павел задумался. Сообщение Якоря взволновало его. Он не знал причины, которая восстановила против его работы часть Совета ста, но, очевидно, произошло что-то очень серьезное, если в Республике уже говорят о возможности прекращения его работы <...> Уже по одному тому, что в Совете нашлись противники идеи звездоплавания, можно было судить о предстоящих грандиознейших затратах и общественных сил и энергии для осуществления других не менее грандиозных идей и проектов».
Но неудача опыта сама по себе не привела бы к отклонению проекта. Это понимают и герои: «— Может быть, эта катастрофа? — Нет, нет! Здесь что-то другое». Причины того, что Совет ста (высший совещательный орган принятия решений) противится работам над звездопланом, — намного глубже. Однако и надежды Стельмаха на широкую поддержку не беспочвенны — он намерен опереться на мнение народа: «Ну, а потом… если даже весь Совет выскажется против, мы попытаемся собрать голоса Республики». Иными словами, решение Совета — не приговор. И Павел начинает искать причины затруднений своего проекта и набирать союзников. Союзники эти — в основном (хотя не только) молодёжь, те, кто хочет своими глазами увидеть быстрые и радикальные изменения в жизни страны, участвовать в их осуществлении. Герои постоянно обращают внимание на то, как быстро развивается их страна, меняясь на глазах. Сам по себе этот масштаб способен разжечь воображение. Но главный герой идёт ещё дальше: «Именно тогда у него возникли неоформленные мысли о новых городах, которые не могли бы уже найти для себя места на земле. Он совершенно ясно вспомнил тот час, когда к нему ворвались смелые, новые мысли, бросившие его в жар.
— Смотри, смотри! Ты не успел износить ботинок, как люди уже построили целый город. Что же будет, когда износится твое платье? А через десять лет? А через пятьдесят, когда износится твое тело?
Люди торопятся родиться, но никто не торопится умирать. И будет день, когда человечество встанет плечом к плечу и покроет планету сплошной толпой.
Еще яростнее забились горячие и смелые мысли.
— Земля ограничена возможностями… Выход — в колонизации планет. Да, да!… Десять, двести, триста лет… В конце концов ясно одно: дни великого переселения человечества придут. Они не за горами!
В ночном небе, осыпанном мерцающими звездами, чертили огненные полосы метеоры, но в разгоряченном мозгу Павла они казались летающими с планеты на планету сферическими снарядами, в которых люди неведомых и неисследованных Землею миров переносились из края в край необъятной вселенной».
Проект звездоплана — только первая ступенька к громадной цели: расселению в космосе. И герой не без оснований стремится заразить этой идеей всех вокруг. Этот вызов вполне понятных для тамошнего общества перспектив — люди умеют думать во вселенских масштабах. Однако Совет ста думать так не торопится...
Перед страной стоят, конечно, и более важные и срочные проблемы, например угроза энергетического кризиса. Однако истинную причину для «зарубания» проекта молодёжь видит в другом: «Тут все дело заключается в Когане и Молибдене с их ненавистью ко всему, что выходит за пределы земли. Дети практического века, выросшие в обстановке суровой борьбы за утверждение социалистического общества, они боятся, как бы нездоровые фантазии не оторвали нас от земных интересов, боятся, как бы опыты Стельмаха не толкнули миллионы на прожектерство. Они полагают, что все это лишь разновидность маниловщины, губительнейшая фанаберия, опасное мечтание. Молибден любит повторять: "Нечего на звезды смотреть, на земле работы много…".
Очевидно, они полагают: если Стельмах получит поощрение, миллионы других мечтателей бросят свои непосредственные дела и займутся изготовлением костюмов для межпланетных сообщений или начнут разрабатывать технику этического поведения земных жителей на других планетах. Человечество начнет фабриковать всяческие нелепости и жизнь на земле повернет свое историческое течение вспять».
Невероятно быстрое, не по дням, а по часам, развитие страны обгоняет скорость развития отдельной личности: «Вот старый человек, — говорим мы, — вот его точно очерченные цели и нормы жизни, вот эпоха, аплодирующая этому человеку, и вот новый мир, который поднимается рядом и громко говорит: не только это, но и другое. Этот новый мир выводит старого человека из терпения. "Как? — возмущается он, — разве этих благородных задач недостаточно для твоего счастья? Куда ты рвешься? Зачем ты лезешь на крутые тропы, когда мы проложили для тебя широкие пути?" Нужно показать молодость, которую гонит на обрывистые подъемы горячая кровь».
Стельмаху противостоят, конечно, не конкретные «три бороды», как называют старых и авторитетных членов Совета, — ему противостоит прошлая эпоха, для которой мыслить в терминах вселенных было ещё непривычно и не нужно. С прояснения этого вопроса и начинается для героя политическое сражение: « Консерватизм, товарищи, это особое кушанье. Когда мы будем седыми, потомки могут преподнести нам такие проекты, что твои и мои волосы, возможно, встанут консервативным дыбом. Никто не в состоянии предугадать, какие еще смелые идеи несет нам грядущий век <...> Холодная кровь консерватизма пульсирует даже в венах горячих людей. Может быть в этом есть особый биологический смысл. Разве я знаю? Наш удар, во всяком случае, должен быть направлен против консерваторов».
Проект звездоплана всё же принят в разработку, он приносит неудачу за неудачей — но тут, как говорится, «заело» уже всю страну, и над зведопланом нового поколения трудятся десятки тысяч специалистов. И доводят дело до конца: армада кораблей шестого по счёту проекта всё же выполняет свою задачу. Путь к освоению планет Солнечной системы, а затем и дальних звёзд открыт.
Разве можно считать эту эпоху «унылой и бесконфликтной»?
Описание мира, в котором живут герои книги, рука не поднимается назвать «фоном». Каждая подробность быта, каждое географическое и историческое пояснение имеют свою цель: показать, как и в чём жизнь в этом новом мире отличается от жизни в знакомых читателю условиях. Этому же служат и постоянные отсылки к истории — книгам, документам, воспоминаниям: люди описываемой эпохи уже с трудом воображают себе бытовые и технические ограничения, хорошо знакомые даже нам с вами. Чаще всего сравнение идёт с 1928 годом — годом, когда создавалась книга. Однако мы можем увидеть и множество знакомых явлений: монорельсовые дороги, видеоконференции, ткани-«хамелеоны», и вишенкой на торте — музей старого быта, где дети с изумлением рассматривают улицы Москвы, не знакомой им, но хорошо знакомой автору, Москвы 1928 года.
Весь текст книги насыщен яркими эмоциями, чувствами, горячими проявлениями непосредственных реакций: «В Республике в эти дни он был самым популярным человеком. Его полет вызвал всеобщее восхищение; катастрофа повергла всех в уныние; его спасение заставило всех надеяться; выздоровление было встречено всеобщей радостью».
Такая эмоциональная нагруженность не только не осуждается, как это принято в знакомую нам эпоху и как любят пророчествовать некоторые футурологи, — наоборот, её поощряют, видя в ней показатель психического здоровья общества: «Человек попадает в жизнь, и чем ярче эта жизнь, тем более яркие следы она оставляет на человеке. А этого можно добиться лишь в том случае, если человек будет находиться в постоянном раздражении. Его эмоции, волнуемые внезапностью линий и красок, должны быть в непрекращающемся движении. Он должен встречать бесконечные сочетания неповторяемых линий и пятен. Тысячи и миллионы ответных звучаний должно это вызвать в человеческом мозгу. Новые мысли, мелодии, ритмы, ощущения человек воплотит в общественно-полезную работу».