Буйный Терек. Книга 2
Шрифт:
«Вот человек, которому все ясно: и его дело, и его назначение, и зачем он находится сейчас здесь, и что будет делать через час или день…» — подумал Небольсин, глядя вслед энергично шагавшему майору, и пошел за Кисляковым.
Двухтысячный отряд мюридов, которым командовал Шамиль, появился в лесу возле Грозной. Хотя задача Шамиля была ограниченной — отвлечь внимание русских от главных сил имама, пошедших на Владикавказ, — тем не менее горцы своими передовыми частями ввязались в бой с шестьюсотенным полком, составленным из казаков Червленной и Щедринской станиц. К казакам немедленно присоединились триста наурцев [71] и два дивизиона драгун с тремя легкими орудиями. Командовавший отрядом генерал Федюшкин без труда отбил наскоки кавалерии мюридов, а подполковник Стенбок-Фермор с драгунами рассеял передовую колонну Шамиля. Бутырский пехотный батальон и «женатые» роты бросились в штыки на гору Таур-Даг, где расположился штаб Шамиля, но до боя дело не дошло. Узнав, что генерал Вельяминов выступил из Грозной наперерез войску имама, Шамиль, послав донесение Кази-мулле, отступил из-под Грозной.
71
Казаки терской левобережной станицы Наурской.
Ночью самовольно направились в Дагестан около трехсот всадников, услышавшие о том, что русские со стороны Темир-Хан-Шуры вторглись в горы и угрожают их родным местам.
К полудню следующего дня бежали даргинцы и жители Горной Чечни. Однако хуже всего было то, что почти все аулы Малой Чечни и чеченцы, жившие вблизи пограничной полосы, не только не присоединились к мюридам, но даже запретили им входить в селения.
А вечером к Шамилю присоединились отряды, так неудачно атаковавшие Моздок и две притеречные осетинские станицы. Привезли и Гамзат-бека. Он пришел в сознание, но был крайне слаб. Чувствовалось, что наибу нужны отдых и покой.
Шамиль снова послал донесение имаму, не скрывая провала начатой операции и разброда в войсках. Всю ночь он ждал ответа, но от имама не было ничего. К утру еще сто с лишним человек ушли из отряда. То были кумыки, кабардинцы и насильно мобилизованные ингуши.
Небольсин присоединился к офицерам, внимательно следившим за появившимся из-за холма казачьим разъездом.
Впереди скакал офицер, за ним человек двенадцать терцев. Кони тяжело дышали. Пена на удилах и лоснящиеся от пота бока говорили о том, что казаки проскакали немало верст.
— Где майор Кисляков?! — еле сдерживая танцующего, горячившегося коня, крикнул казачий офицер.
— Здесь я, а вы откуда, хорунжий? — выступил вперед майор.
— Хорунжий Яицков, Владикавказского полка. Вам приказ и донесение от полковника Огарева, — соскакивая с коня, доложил офицер.
Казаки разом спешились, и, разминая затекшие ноги, стали выводить своих разгоряченных коней. Кто-то попросил воды.
— Та-ак! — читая бумагу Огарева, сказал майор. — Значит, не выгорело под Моздоком, ожглись и под Грозной… Господа, — обратился он к офицерам, — казаки и гарнизон Моздока здорово погромили мюридов. Сам Гамзат не то убит, не то ранен в рукопашной.
Гул одобрительных возгласов покрыл его слова. Солдаты, так же как и офицеры, жадно слушавшие майора, заговорили разом.
— Тише, тише! — поднимая руку, приказал майор. — Что это вам, турецкий майдан или армянский базар?.. Слушайте дальше. — И он громко, внятно прочел:
— «Другая колонна мюридов, осмелившаяся приблизиться к Грозной, отброшена в горы Чечни. Армия лжеимама рассыпается, из нее бегут куда попало. Сам Кази-мулла отрезан отрядом генерал-лейтенанта Вельяминова, перекрывшего все пути горцам к бегству. По данным лазутчиков, имам отводит свое скопище назад, уже и не помышляя о нападении на Владикавказскую крепость. Нам приказано догнать его отступающие арьергарды и завязать с ним бой, но, — майор поднял палец и раздельно прочел, — не доходя до ингушского урочища Назрань, остановиться и дальше не преследовать. Отряд генерала Вельяминова и казачьи полки Грозной сами закончат уничтожение имама. Постояв не более суток под Назранью, вам надлежит присоединиться к главному отряду, который подойдет туда завтра. Объявите всем господам офицерам, казакам и солдатам благодарность за молодецкую службу.
— Вот оно что! — почесывая щеку, проговорил артиллерийский поручик. — Значит, возможно, и боя не будет и с Козою не встретимся.
— Напрасно землю рыли, камень таскали… — засмеялся кто-то из солдат.
— Не напрасно, солдату все на пользу, вроде как ученье, да и кто знает, может, этот Кази со страху да с отчаяния на нас напрет, — поучительно сказал майор. — А теперь по местам! Ко мне вызвать осетинского сотника с офицером и ингушского прапорщика с сорока всадниками.
— Так как же, господин капитан, — обращаясь к Небольсину, продолжал майор, — пойдете в поиск со своими осетинами или утречком нагоним их под Назранью?
— С ними, — коротко ответил Небольсин.
— Тогда — с богом! Вон и осетинские офицеры спешат сюда.
Сотник Туганов с Абисаловым и прапорщиками Хадзараговым и Газдановым подошли к ним.
Майор прочел им приказ Огарева и, дав указания, сказал:
— А теперь — в путь! Держитесь не дале чем на семь-восемь верст от нас. Через каждые два часа — донесение; ежели ввяжетесь в бой, не зарывайтесь. Помните, вас всего ничего, а мюридов много. Командовать будете вы, капитан, как офицер штаба, а также руководить боем в случае чего. — Кисляков подумал и решительно продолжал: — Даю вам полусотню терских казаков. Они народ тертый, бывалый, не подведут.
Через полчаса две с половиной сотни осетин, сорок ингушей и около шестидесяти казаков на мелкой рыси выбрались из лагеря, где все еще стучали молотки, сверкали лопаты и росли, по-видимому, ненужные завалы.
Майор Кисляков с вершины холма помахал Небольсину и скрылся в палатке.
Впереди шли смешанные дозоры из ингушей и казаков. Осетины несли боковые охранения. Разъезд из двадцати ингушских всадников умчался вперед.
Солнце садилось за лес, когда небольшой отряд русских приблизился к развилке дорог, ведших на Назрань. И только здесь впервые он встретил две арбы и нескольких конных ингушей, от которых прапорщик Куриев узнал, что нигде поблизости и даже за самой Назранью нет ни одного мюрида.
Еще в полдень Кази-мулла повернул назад свое воинство и, обходя Назрань, форсированным маршем увел его куда-то в сторону Датыха. Прискакавшие дозорные доложили, что из Назрани навстречу отряду выехали старики.
— Они просят, чтобы русские не входили в аул. Ни чеченцев, ни дагестанцев нет. Они бежали еще днем.
Небольсин остановил свой отряд в поле, обещая ингушам не приближаться к Назрани. Обезопасив себя караулами и дозорами, маленький русский отряд расположился на ночевку в двенадцати верстах от Назрани.
Боевая обстановка похода, тревожная ночь в степи, ответственность за вверенный ему отряд вытеснили все недавние мрачные думы Небольсина, и чувство разочарованности, и навеянную им меланхолию… Небольсин снова стал строевым кавказским офицером, четким распорядительным командиром, требовательным к себе и подчиненным. Трижды за ночь он то с сотником Тугановым, то с караульными начальниками обходил посты, выставленные впереди отряда.
Звездная ночь до самого утра была тихой и спокойной. Луна неясно озаряла поляну, дороги, лесок.