Буйный Терек. Книга 2
Шрифт:
От столика посреди зала подошли двое военных. Церемонно отдав честь, они строгим, холодным тоном осведомились о том, что происходит.
— Размолвка между этими двумя господами, к сожалению, — Соковнин развел руками, — на почве романтической, как говорят наши литераторы.
— Я — полковник фон Медем, адъютант его высочества великого князя Михаила Павловича. Мне кажется, что для частных разговоров можно найти более удобное место, нежели кабак господина Андрие, — ледяным тоном произнес адъютант. — Кстати, прошу запомнить, господа, — обратился он к Небольсину, — дуэли в империи Российской запрещены и строго наказуются законом.
— Так точно, — весело согласился Соковнин. — Мы о том осведомлены, тем более что его сиятельство князь Голицын, — протянул он с язвительной иронией, — является в сим деле оскорбленной стороной.
Офицеры удалились.
— Ждите секундантов завтра от одиннадцати до часу пополудни, — коротко сказал совершенно отрезвевший от пережитой сцены корнет князь Мещерский, уходя с Голицыным из зала.
Когда Небольсин и его друзья вернулись к себе в уголок за малиновый занавес, вошел крайне встревоженный происшедшим Андрие.
— О-о, ву зет брав, ошень храбрый офисье, как великий Бонапарт. Ви будет vainqueur. Vous abattrez votre adversaire [27] . — Он причмокнул губами и восхищенно произнес: — Шерше ля фам… я тоже любиль ле жён э жоли фам. О-о, Андриё, — говоря о себе в третьем лице, — lui aussi il s’'etait battu en duel pour les charmantes femmes. Son 'ep'ee brillait `a sa main quand il la maniait pour la cause de l’amour [28] . — Потом сокрушенно добавил: — Cette histoire peut compromettre la r'eputation de mon restaurant [29] .
27
Вы будете победителем. Вы убьете вашего противника.
28
— Андрие тоже дрался на дуэлях из-за прелестных женщин. Шпага сверкала в его руке, когда он защищал любовь.
29
— Эта история может очень повредить репутации моего ресторана.
Вечер был сорван. Переждав минут пятнадцать после ухода Голицына и его спутников, Небольсин, сопровождаемый Соковниным, вышел на улицу. Киприевский, которого остановили знакомые, жаждавшие узнать подробности столь неожиданного скандала, обещал догнать их.
Друзья медленно шли по Малой Морской. Небольсин был настолько спокоен и обычен, что Соковнин не выдержал:
— Мой друг, ты непонятен мне. Ведь сейчас ты спокойней и хладнокровней, чем всегда. Неужели история с этим фанфароном-князем не вывела тебя из равновесия?
— Все очень просто, я объясню тебе, и ты поймешь меня, Алексис. Дело в том, что одна из причин моего пребывания здесь — это встреча с Голицыным. Я дал себе зарок чести и жизни — встретиться с ним, во что бы то ни стало найти его и, — уже мрачно закончил Небольсин, — и рассчитаться по полному счету.
— Он твой враг? Здесь замешана женщина? — останавливаясь, спросил Соковнин.
— Этот тиран и злодей убил прекрасную женщину, самую чистую и лучшую, какую я встречал в жизни, — со вздохом произнес Небольсин и сбивчиво, волнуясь, повторяя слова, рассказал историю гибели Нюши.
Соковнин не прерывал его, не задавал вопросов, а когда Небольсин кончил, коротко посоветовал:
— Пристрели его. А теперь поедем ко мне. У меня есть две бутылки прекрасного венгерского вина.
Киприевский нагнал их на повороте улицы.
— Сейчас по домам. Нужно собраться с мыслями, обсудить завтрашнюю встречу с секундантами князя. А тебе, Алекс, следует хорошо поспать, — становясь серьезным, сказал Киприевский.
— Ты возьмешь на себя нашу картель? [30] — вместо ответа спросил Небольсин.
30
Дуэль.
— Мы с ротмистром Татищевым устроим ее. И хотя я не охотник до самоубийств, но для того, чтобы всадить пулю в брюхо этой свинье… я с особым удовольствием забью ее в ствол.
— Спасибо. Вы мои истинные друзья, я не сомневался в этом, — пожимая приятелям руки, поблагодарил Небольсин.
Друзья проводили его до особняка «Генерал-майора и кавалера Святой Анны 1-й степени», как было написано на дверной табличке дома Корвин-Козловского.
— Поклон и уважение твоей прелестной кузине и салют ее превосходительному супругу, — кивая головой на табличку, протянул Киприевский.
Было поздно. Встретивший Небольсина старый Захар, камердинер генерала, почтительным шепотом доложил:
— Господа еще не изволили прибыть из гостей от баронессы фон Таубе. Ужин и постеля для вас, ваше благородие, готовы и резиновая ванна с теплой водой к вашим услугам.
Небольсин поблагодарил старика, отказался от ужина и, приняв ванну, лег. Ему казалось, что события дня, встреча с Голицыным и грядущая дуэль помешают ему уснуть. Однако спустя пять минут Захар, заглянувший в комнату через щелку двери, набожно перекрестил крепко спавшего штабс-капитана.
В большом родовом доме князей Голицыных все уже спали. Только князь, несмотря на поздний час, еще бодрствовал. Прошло более трех часов с того момента, когда неведомо откуда взявшийся штабс-капитан Небольсин публично оскорбил его. Поблагодарив проводивших его друзей, отослав лакея и камердинера — того самого Прохора, с которым он был на Кавказе, — Голицын остался один в своей спальне. В доме царила тишина, близкая той, какая бывает, когда в комнатах находится покойник. Прохор, отлично знавший особенности характера своего барина и к тому же расслышавший отрывистые, громко сказанные друзьями князя слова, понял, что произошло что-то особенное, что их «князеньку» оскорбил какой-то пьяный офицер. И таясь в темном коридоре, вздрагивая от каждого шороха, трепеща при мысли, что его может позвать князь, и опасаясь, что его в нужный момент не окажется возле, он, съежившись, полусидел на штофном стуле.
— «Господи, спаси и помилуй… И что это за время такое пришло, когда благородного человека, князя, их сиятельство, может оскорбить какой-то офицеришка», — размышлял Прохор, прислушиваясь к тяжелым шагам, доносившимся из спальни.
— Я вел себя мове тон, как последний гарнизонный прапор… Поехал во французский кабак, упился вином и водкой, болтал всякий вздор и хвастал. — Голицын остановился и яростно прошептал: — Врал, хвастал, как ничтожный брехунишка. Бол-ван!! Осрамили себя, ваше сиятельство!.. Поделом вам… — говоря о себе во втором лице, с злорадством сказал он. — Еще пощечины не хватало! И от кого… От армейского капитанишки, безродного армейского офицера!