Бузулуцкие игры
Шрифт:
— Сам он пришел, — щебетала Клавочка. — Я сама, Птоля, очумела, когда его на пороге увидела! Чаю ему, старому кобелю, попить захотелось! Клянусь тебе, я даже намеком ему поводов не давала! Веришь? — Поспешность, с которой женщина прижала руку к аппетитному бугорку, оттопыривающему ткань халата, позабавила старого солдата. — Нон эст кулпа вини, — сказал он, кивая бритой головой. — Виноват пьющий!
— Бухой он был вусмерть! — обрадовалась подсказке Клавочка. — Они весь вечер в «минтайке» гудели, вот ему, старому козлу, женской ласки и захотелось. Да я же его гнала, Птоля, ты сам видел!
Видел это Птолемей Прист, своими глазами видел. Особенно когда этот тощий седой консул из области, повадками схожий с иудейскими мытарями, начал косноязычно
Эта женщина ему нравилась. Нельзя было сказать, что в жизни своей центурион был обделен женской лаской, скорее наоборот — помнится, в Карфагене или в Персидском походе… Бывалый солдат почувствовал, что краснеет. Смущение было непривычным центуриону, он отвернулся, разглядывая когда-то однажды удивившие его ходики, посмотрел на пышно взбитую пуховую перину, на кружевные рюшечки вдоль подушек и вдруг осознал, как надоело ему воевать за то, чтобы другие могли спокойно валяться на таких вот постелях. Надоело идти рубиться на мечах за лживые лозунги про патриа, а потом оплакивать мортус товарищей. И всегда мантес ауру поллицери щедро сулили, а что толку — к сорока пяти годкам центурион только и накопил, что шрамы на теле и невидимые миру раны души.
— Хватит войны, — неожиданно для себя подумал вслух Центурион. — Осяду здесь, женюсь на Клавдии… Сколько времени мне еще осталось жечь костры под небесами? В конце концов, где хорошо, там и Отечество.
А здесь, в Бузулуцке, центуриону впервые в жизни было хорошо и спокойно.
Клавочка, словно читая мысли центуриона, села на краешек пуховой перины, влажно посмотрела на мужчину… Не мастер я, дорогой читатель, описывать любовные сцены. Одним словом, схватил Птолемей Прист Клавочку в крепкие мужские объятия и, как говаривал русский сатирик Аркадий Аверченко, все заверте…
Белла геронт алии! Пусть воюют другие! У влюбленных достаточно своих неотложных дел.
Именно в то время, когда Птолемей Прист вносил свою лепту в дело мира, Гней Квин Мус шел по аллее Цезарей, бережно держа в руках маленькую ручку Леночки Широковой.
Гипсовые цезари молочно светились в вечернем сумраке. От скрытого деревьями Дома культуры доносилась грохочущая музыка. Это играл на танпах бузулуцкий ансамбль «Квириты Цезаря».
— Челентано, — нежным голоском спросила Леночка, — когда ты пойдешь к моим родителям?
Гней Квин Мус потупился и принялся разглядывать свои кроссовки. Привыкший в любовных баталиях к стремительным атакам, он чувствовал, что не может применить этой тактики к Леночке. Ему всегда нравились женщины, которые жалуют мужчинам свои милости постепенно. Поспешность говорит о жадности женщины, а жадных женщин Гней Квин Мус не любил, поэтому без малейшего сожаления оставлял их после первой же страстной ночи. Его взаимоотношения с Леночкой Широковой были чисто платоническими и не шли далее вечерних воздыханий и робких пожатий тоненьких пальчиков. Гней читал девушке стихи Овидия, Горация и Вергилия, наполняя любовную лирику жаром личной страсти. Любая вдовушка или разведенка давно бы поддалась очарованию хрипловатого голоса Гнея, его личному обаянию и позволила бы увлечь себя на ложе любви в виде ближайшей копны сена. Леночка Широкова чарам не поддавалась и на все вергилиевские намеки о твердом пестике влюбленного отвечала декламатору, что пестик пестиком, но она, Леночка, — за чистоту отношений и целомудренность, поэтому только законный супруг получит возможность растирать своим пестиком зерна любви в ее ступке, а внебрачных отношений она не признает — не так, милый, воспитана!
— Челентано, — несколько обиженно, но настойчиво продолжала Леночка. — Что же ты молчишь, Челентано? Ты не хочешь поговорить с моими родителями?
Вместо ответа Гней Квин Мус снял с себя куртку и набросил ее на хрупкие девичьи плечи. Леночка этими самыми плечами раздраженно передернула:
— Ах так, да? Ну и не лезь ко мне со своими нежностями!
Она сорвала с себя куртку и побежала прочь, заливаясь на ходу легкими и светлыми слезами. Так плачут лишь те, кто понимает, что их любят, а потому рано или поздно исполнят любое, даже самое несбыточное желание.
Гней Квин Мус догнал Леночку уже около двора Широковых. Леночка бурно протестовала против крепких объятий Гнея и даже отталкивала любимого, упираясь в Широкую грудь маленькими кулачками.
— Эллен, — отчаянно зашептал Гней Квин Мус. — Цивис Романус Сум!
Он продолжал говорить девушке, что сам не знает своего будущего, ведь вся его жизнь в руках божественного цезаря, и армия не игрушки, завтра его вполне могут послать в далекий и опасный поход. Он, Гней, рад бы был пойти к родителям Леночки и попросить их отдать Леночку ему в жены, но он же чужак и не знает местных обычаев, и в Бузулуцке у него ни кола ни двора, и жалованья ему пока не платят, и присягал он цезарю, и клятвы ему страшные давал… Гней бормотал это, мешая русские и латинские слова, Леночка слушала его, доверчиво прижавшись к широкой легионерской груди, а потом деловито и задумчиво сказала:
— Челентано, ты это все мне набрехал потому, что у тебя паспорта нет? — И, не дожидаясь ответа, обняла его за шею: — Брехун ты, Челентано! Настоящий армейский брехун!
В это время ворота во двор Широковых с лязгом распахнулись, и отец Леночки, смущенно покашливая, позвал:
— Ленка! А ну домой!
Пока римляне устраивали свои матримониальные дела, в кабинете первого секретаря партии шла напряженная работа. Было уже за полночь, когда Митрофан Николаевич Пригода оторвался от масштабной карты района, растирая обеими руками ноющую поясницу. Был он сейчас без галстука и пиджака, а потому демократичен и прост, как вождь пролетариата на знаменитом апрельском субботнике.
— Чайку, товарищи? Иван Семенович, бери графин и дуй за водой. Я сейчас такой чаек заварю!
Приказ начальника — закон для подчиненного. Особенно если приказ облечен в форму просьбы. Пока Сафонов бегал с пузатым графином за водой, Митрофан
Николаевич достал из шкафа чайник, фарфоровый заварник и пачку рафинада. Рядом встали граненые стаканы в мельхиоровых железнодорожных подстаканниках. Честно надо сказать, что чай эти стаканы видели значительно реже крепких напитков. В руках у Митрофана Николаевича оказалась пачка цейлонского чая: на оранжевой пачке индийские слоники весело щерились азербайджанскими бивнями и лукаво посматривали на присутствующих черными и масляными грузинскими глазками.
— Товарищ Онгора, — приветливо позвал Пригода. — Бросай ты это гнилое дело и подсаживайся к столу!
За всю свою жизнь суеверный и осторожный Пригода никому не предлагал сесть. Что он — начальник милиции или прокурор, чтобы такое человеку предлагать? Приглашение сесть означало возможную изоляцию от общества, а такими словами не бросаются. Приглашение присесть, наоборот, выглядело вполне безобидно, поэтому Пригода воспользовался именно им, хотя и понимал, что сидящий напротив него мошенник, предсказывающий будущее по ауре человека и оживляющий трупы, изоляцию от общества, несомненно, заслужил больше иных других. Сам Пригода, сколько не приглядывался к людям, ауры вокруг них не видел, разве что Сафонов всегда выглядел как-то нерезко, словно был не в фокусе или его окружал какой-то невидимый простым глазом туман. Впрочем, торговых работников, как шпионов, всегда окружает флер таинственности и загадки.