Быдло
Шрифт:
Женщина замолчала.
— Дома были жуткие скандалы. Но я ничего и слышать не хотела. Я дрянь неблагодарная, эгоистка. Прозрение пришло, когда слегла мама. Она и раньше сильно и часто болела, но в этот раз она слегла по-настоящему. Я сутками рыдала. Я стояла на коленях перед её кроватью, я молила Бога, но мама угасала на глазах. Отец у меня прощения просил. Мама слегла сразу после того, как он первый раз в жизни поднял на меня руку. Он бил меня. Теперь я понимаю, что он так поступил от бессилия и отчаяния. Я его не виню, потому что сама заслужила хорошую трёпку. Я убежала после этого, а мама утром уже не встала с постели. Мы не сберегли маму. Она умерла. Если не её смерть, все было
Женщина замолчала. Я понял, что Милана плачет, и не смотрел в её сторону, чтобы не смущать.
— Удивительная история. Действительно, с неё романы можно писать.
— Не романы, а трагедию.
— Ну, все же не так страшно, что девочка со своим отцом.
— Не страшно. Я кончено предполагала, что Саша захочет встретиться с дочкой. С одной стороны, мне очень не хотелось этого. Но, с другой стороны, я понимало, что рано или поздно это произойдёт.
— То есть, сейчас он второй раз нарушил обещание?
— Нет. Он обещал, что не придёт ко мне, но насчёт Евы он такого обещания не давал. Я в глубине души даже рада, что так случилось. Ева должна была его узнать. Но я очень боюсь последствий этой встречи. Когда из моей жизни пропал Саша, я спаслась только тем, что посвятила себя ребёнку. Моей жизни тогда не стало.
— Ну, как же так? Вы молодая красивая женщина. Вы же могли устроить свою жизнь.
Она горько усмехнулась.
— Вы меня не поймёте. В моей жизни было два настоящих мужчины с большой буквы. Вы бы стали довольствоваться ветхой дерюгой после того, как довелось носить бальное платье и корону принцессы.
Я невольно улыбнулся, представив себя в бальном платье и короне.
— Я бы лично лучше ветхую дерюгу носил, чем бальное платье и женскую корону.
Она поняла мою шутку и тихонько засмеялась. Её смех прокатился сквозь моё тело как электрический ток. Меня бросило в жар. С этим нужно было заканчивать. Женщина несла в себе неизгладимый отпечаток ауры своего ребёнка. Я чувствовал, что Ева занимает в моей жизни всё больше и больше места.
— Ну, тогда представьте себе кашу-размазню, приготовленную на воде. Стали бы вы это кушать после того, как питались в элитном ресторане?
— Пожалуй, нет. Так, все остальные мужчины для вас — каша-размазня на воде?
— Вы слишком утрируете. Вокруг много достойных и прекрасных мужчин. Я думаю, что ваши жена и дети гордятся вами. Но на соревнованиях среди всех спортсменов на пьедестале может быть только один чемпион. А в моей жизни их было двое. Женщины так устроены — инстинкт их заставляет искать лучших. Мне несказанно повезло в поиске. Я не зазнавшаяся стерва, я не строю из себя недотрогу. Мне тоже хочется обычного бабьего счастья. Но я люблю Сашу до сих пор. Это моё мучение и наказание. Я не смогу больше полюбить другого мужчину. Понимаете?
Она с надеждой посмотрела мне в глаза. Налитые влагой, очи чарующе блестели в свете ночных фонарей. Но это были глаза Миланы, а не Евы, и я не смог в них утонуть. Я понимал женщину, даже больше чем она могла себе представить.
— Наверное, да, — слукавил я.
Если Милана открывала передо мной свои тайны, то я, наоборот, закрылся от неё, чтобы женщина не почувствовала мою неодолимую тягу к Еве.
Тут я заметил, что мы уже пришли к её дому. Геометрически правильный тёмный провал въезда во двор уже настороженно уставился навстречу своей непроглядной чернотой. Но попрощаться у нас не получилось. Пьяный гомон доносился откуда-то из недр чёрного пространства.
Не говоря ни слова, я положил ладонь поверх её пальцев на моей руке и повёл Милану навстречу темноте. Она семенила за мной кротко и доверчиво, полностью полагаясь на мою уверенность. Хотя уверенности у меня не было никакой. Во-первых: я не был героем и вполне опасался встречи с подвыпившими хулиганами. Во-вторых: под аркой было невообразимо темно, и сейчас я видел ничуть не лучше, чем Милана с её куриной слепотой.
Мы благополучно миновали зону непроглядной тьмы и вышли во двор, заставленный дремлющими автомобилями. Компания хулиганов оказалась троицей вполне солидных мужчин сорока-сорокапятилетнего возраста, которые вполне учтиво, но очень жарко спорили на тему интерпретации поведения судьи в последнем матче ЦСКА.
Мы остановились у подъезда. Здесь уже ярко светила лампа, и настороженно мигала алым огоньком камера системы видеонаблюдения. Я понял, что не могу отпустить руку моей спутницы. Я не хотел её отпускать.
— Можно я вас чаем угощу, а то мне очень неудобно. Не поймите это превратно, — сказала Милана.
— Хорошо. Я у вас ещё что-нибудь на обратную дорогу возьму, — постарался пошутить я, чтобы разрядить обстановку. — А ваш отец не будет против?
— Он сегодня дежурит на службе. По округу объявлена повышенная готовность.
— Он по-прежнему летает?
— Нет. Что вы. Он преподаёт, других летать учит. Пойдёмте, а то я в темноте чувствую себя неуютно.
Женщина снова улыбнулась.
Мы поднялись по лестнице на седьмой этаж. Квартира оказалась большой и просторной. Даже больше чем мне показалось в первый раз.
Мы просидели практически до утра. Маша рассказывала мне о Еве, о себе и своём папе, показывала фотографии дочери. Было выпито безмерно количество чая, от домашнего торта и удивительно вкусного печенья остались одни крошки. Я фактически перестал следить за временем. Передо мной раскрывалась жизнь моей красавицы.
Когда часовая стрелка кухонных часов уже сползла практически до цифры пять, я пересилил себя и сказал, что мне нужно идти домой. Бессовестно воспользовавшись моментом и психологическим состоянием Миланы, я совершил преступление. Я выпросил у неё фотографию Евы. Девушка на ней выглядела точно так же как и в то утро пятницы, когда юная красавица ворвалась в мою жизнь. Милана не смогла мне отказать.
По дороге домой я думал о том, что будет, когда Ева вернётся. Меня это пугало практически так же сильно, как и её исчезновение.