Бык в западне
Шрифт:
Спокойно, сказал себе Валентин. Думай. Хорошенько думай.
У Куделькина-младшего погиб друг. Куделькин-младший знает о некоем опасном уголовнике. В газетах гадают, не этот ли опасный уголовник убил человека в лесополосе? Ко всему прочему, за Куделькиным-младшим установлено негласное наблюдение.
Что все это может означать? Куделькин-младший в беде? Ему нужна помощь? Или, наоборот, Куделькин-младший сам организует чужие беды?
Митинг…
Неожиданно Валентин вспомнил — митинг. Он сам держал листовку в руке. «Пресс-бюллетень». Даже официантка говорила
Митинг и винтовка. Это уже как-то связывалось.
Митинг… Куделькин-младший, оправдывающий некоего глупого юнца, расписывающего подъезд свастиками… Ночные речи Куделькина, ратующего за силу и новый порядок… Снайперская винтовка…
И было, было, было что-то еще, что Валентин никак не мог вспомнить. Ну никак!
Ну митинг… Ну винтовка… Ну Куделькин-младший…
Не знаю, как, хмуро подумал Валентин, но между собой все это как-то связано. У Куделькина погиб друг. Возможно, что в городе действительно орудует убийца. Куделькин-младший вчера расслабился. Наговорил черте чего. Характер у Куделькина-младшего, конечно, дерьмовый. Но при чем тут снайперская винтовка? И при чем тут митинг?
Винтовка не лезет ни в какие ворота. Вообще ни в какие. Особенно в пропускные на контрольном пункте, хмуро усмехнулся Валентин. Я не могу бросить «дипломат», потому что меня моментально вычислят. И я не могу улететь с «дипломатом», потому что меня тут же задержат.
Он медленно потягивал потеплевшее пиво.
Что-то еще было. Было, было что-то еще. Он сам видел. И то, что он никак не мог вспомнить, каким- то образом увязывается с тем, что с ним сейчас происходит.
Валентин вспомнил. Ель перед мутантами!
Прекрасная темная сибирская ель, прикрывавшая верхушкой вид на каменных мутантов, как привычно называют в Новосибирске монументальную скульптурную группу на площади.
Каменный вождь… Борцы за революцию… Баба с развевающимся на ветру истории каменным подолом…
Позавчера утром он, Валентин, курил на балконе квартиры Куделькина-младшего. А внизу милиционеры, матерясь, гонялись за лихими пацанами. Пацаны только что обломали верхушку ели. Приличную верхушку. Метра на два. Обезобразили красавицу ель… Поработали.
В живых зарослях сразу образовалась прямо-таки бойница с видом на площадь… Бойница…
Итак, подвел итог Валентин.
Во-первых, странное поведение Куделькина-младшего. Во-вторых, сибирская ель с обломленной верхушкой. В-третьих, снайперская винтовка в «дипломате». И, наконец, митинг.
Что мне все это дает? — подумал он. Может, я и правильно угадываю связи, но как их осмыслить? Я ведь не знаю цели. И не знаю причин.
Неторопливо допив пиво, придя в себя, Валентин рассчитался с довольной официанткой, сунув ей пять доллар- в сверх суммы в рублях, и поднялся, забрав сумку и «дипломат».
Он спускался по выщербленным ступеням бетонной лестницы, стараясь не задевать торопящихся вниз и вверх людей. Если его ищут, можно не волноваться. Нет смысла волноваться, если его ищут. Куделькин- младший здорово его подставил. Нет смысла волноваться. Пусть все течет, как течет.
Он спускался по выщербленным ступеням лестницы, стараясь не глядеть в глаза людям. А спустившись на первый этаж, сразу свернул в мужской туалет. В туалете оказалось прохладно и светло. Как во всех общественных туалетах, пахло мочой и дезодорантами.
Запершись в уютной кабинке, Валентин присел на краешек унитаза и, положив на колени «дипломат», снова осторожно открыл его.
Винтовка была совсем новенькая. Гарью из ствола не несло. Но магазин был заполнен до отказа.
Даже такой чистенькой винтовкой не стоит долго любоваться, хмуро подумал Валентин. Если я и дальше буду любоваться этим странным подарком для Джона Куделькина-старшего, меня могут унизительно застукать прямо здесь в кабинке общественного туалета.
Но кто может его застукать? И действительно ли его подставили?
Так ли уж редко случаются в жизни ситуации, когда работает все что угодно, только не логика?
Закрыв «дипломат» на оба замка, продолжая сидеть на краешке унитаза, Валентин вдруг вспомнил некоего Илью Пастухова. Появлялся в свое время такой старик в квартире Куделькина-старшего. Словоохотливый старик, очень любивший поболтать в тесной всегда поддатой компании Джона.
По словам старика выходило, что он прожил поистине необычайную, очень интересную жизнь.
Никто, глядя на старика, каждый день аккуратно приходившего в лавку Джона Куделькина за бесплатными костями для собаки, не подумал бы, что этот чистенький, всегда хорошо выбритый старик в видавшей виды потрепанной кожаной куртке, в темных брюках, в резиновых, чтобы надевать на шерстяной носок, сапогах, в свое время объездил много стран и видел не только московские мясные ряды, но и пороги на бурных африканских реках, и высокие арабские минареты, и вычурные корейские пагоды, слышал занудливые причитания муэдзинов и дышал сухим воздухом пустынь.
Валентин сидел на краешке унитаза, прислушивался к мужикам, пристроившимся с сигаретами перед открытой форточкой, неторопливо курил и завороженно вспоминал старика Пастухова.
Отчество старика он забыл. Валентин раз пять, не меньше, встречал старика Пастухова в квартире Джона Куделькина-старшего, но отчество напрочь забыл. Да он никогда и не относился к старику серьезно. Ну, приходит к Джону некий старик. Болтает, не говорит ничего обидного, кроме бесплатных костей ничего не просит, уже хорошо, Бог с ним. Мало ли у нас вралей?
По словам старика получалось так.
На фронт он ушел в семнадцать лет откуда-то из- под Енисейска, кажется, село Пировское, где проживал его отец — таежный охотник. С отцом охотился и Пастухов-младший. Навыки паренька оказались очень нужными на фронте. В самом скором времени Пастухов стал известным снайпером. К концу войны на счету ефрейтора Пастухова официально числилось 318 фашистов. Это число всегда веселило компанию Куделькина. «Ну, считай, напрочь выкосил пятиэтажку! — смеялись подвыпившие приятели Джона. — Ну, считай, напрочь выкосил жильцов целого многоквартирного дома!»