Быль беспредела, или Синдром Николая II
Шрифт:
«Действительно, – подумал Куманин, – зачем мне его настоящая фамилия? Важнее, чем этот человек занимался в нашей системе?». Он хотел уже было воспользоваться климовскими предписаниями и зайти в Управление кадров, но потом передумал и решил дождаться возвращения Климова. Вернувшись в приемную генерала, Куманин сдал микрофильм Светлане, и решил отправиться домой часа на два раньше официального окончания работы.
Приехав домой, Куманин обнаружил, что тот кусок хлеба, что оставался в хлебнице, уже превратился в покрытый плесенью сухарь. В холодильнике, кроме старой (и полупустой) бутылки с болгарским кетчупом и одной бутылки пива, было пусто. Подумал сходить в магазин, но вспомнил, что у него нет талонов. После
О бутылке водки Куманин вспомнил в связи с приближающимся днем рождения отца. Для него это большой проблемы не составляло, но все же надо было позаботиться заблаговременно, не сегодня, конечно.
Куманин решил в магазин не идти. Нашел в кухонном шкафу полузабытую пачку печенья и почти полную банку кофе. «Вполне достаточно, чтобы дожить до утра».
Все, что ему удалось узнать об опере Лисицыне, не вызвало у Куманина каких-нибудь сильных эмоций. И то, что этого человека расстреляли в 41-м году, и что Лисицын – рабочий псевдоним, а не фамилия, было в порядке вещей, можно сказать, образом жизни, к которому привыкло уже несколько поколений. Вызвало бы удивление, если бы удалось вдруг установить, что Лисицын в звании генерал-майора, занимая должность начальника КГБ где-нибудь в Архангельске, ушел на заслуженный отдых году в 60-м, умер лет пять назад и с почетом похоронен на комплощадке местного кладбища. Тогда невольно возникла бы масса вопросов, и прежде всего, как ему удалось уцелеть на всех этапах строительства сначала просто социализма, а потом развитого социализма?
Инстинктивно чувствуя, что именно Лисицын – ключ к выполнению задания генерала Климова, Куманин даже немного обрадовался, хотя в судьбе таинственного «старшего опера» пока не обнаружено ничего особо загадочного. Все, как у всех. Возможно, удастся выяснить и остальное: какие вопросы этот Лисицын решал и где работал.
Во всяком случае, после возвращения Климова ему будет что доложить генералу и о чем его попросить.
Размышляя таким образом, Куманин валялся на диване в спортивном костюме, пытаясь решить, чем бы заняться. Далеко не каждый день удавалось добраться до дома так рано. Было только начало седьмого вечера. Подумал, не съездить ли в Лужники, где «Динамо» играло со «Спартаком», но понял – лень. В итоге он решил больше не думать о Лисицыне, а провести вечер вот так, валяясь на диване и смотря телевизор.
Из состояния полной «релаксации» Куманина вывел телефонный звонок. Сергей выругался. Телефонный звонок мог означать срочный вызов в Управление, чего сейчас не хотелось пуще смерти.
Не открывая глаз, Куманин опустил руку и взял трубку стоявшего на полу телефона: – Слушаю…
– Сережа, – услышал он голос отца, – ты не приболел ли? Что дома так рано?
– С работы сбежал, батя, – засмеялся Куманин, – пока начальство все в разъездах. Отдыхаю.
– Доиграешься, – предупредил недовольным голосом Степан Агафонович, – в пожарники переведут…
– Тогда Москва точно еще раз сгорит, – хохотнул Сергей, у которого приподнялось
– Ладно, – кашлянул в трубку отец. – Звоню вот почему: я тут на некоторое время из Москвы уеду, так ты не волнуйся. Ключи у тебя есть. Почту вынимай, да цветы, хоть раз в недельку, поливай.
– Куда ты уезжаешь? – не понял Сергей. – У тебя ж в субботу день рождения? Люди же придут…
– В другой раз справим, – вздохнул Куманин-старший. – Люди перебьются. Да я почти всех уже предупредил, что уеду. Надо кое-кого повидать.
– Да куда ты уезжаешь, мне можешь сказать? – настаивал Сергей. – Куда и насколько?
– Да, понимаешь, – сказал отец, как показалось Сергею, не совсем уверенным голосом, – не виделись мы давно. Считай, после войны… Я тебе потом расскажу. Целую. Пока.
Это «целую» было уже совершенно неожиданным. Сколько помнил себя Сергей, отец его по телефону никогда не целовал. В жизни-то всего, кажется, два раза. Один раз по поводу окончания института, а второй после внеочередного присвоения звания майора.
Куманин еще некоторое время подержал в руках пиликающую короткими гудками трубку, затем поднял аппарат на живот и набрал номер отца, намереваясь предложить подвезти Степана Агафоновича на вокзал и выведать планы отца поподробнее. Телефон не отвечал. Сергей повесил трубку и снова набрал номер. Длинные гудки, и никого. «Выходит, отец звонил не из дома». Сергей поставил телефон обратно на пол, полежал еще немного с открытыми глазами. Звонок отца вывел его из расслабленного состояния. «Куда это он намылился? Наверное, какие-нибудь очередные ветеранские дела. Старые чекисты обожают придумывать сами себе очередные секретные задания. Все кого-то ищут, что-то расследуют, шлют друг другу шифрованные письма. Как дети. Отец, видимо, и звонил из Совета ветеранов».
Куманин встал и пошел на кухню, чтобы сварить себе кофе и погрызть печенье. Он дожевывал уже третью печенину, когда в комнате снова зазвонил телефон. Сначала Сергей решил не подходить. «Мало ли где он может находиться?» Но потом подумал, а что, если это снова звонит отец, и решил взять трубку.
– Сережа, – услышал он женский голосок. – Как хорошо, что я тебя застала. Слушай, ничего, что я к тебе через часок ненадолго приеду? Есть у тебя время?
Это была Надя Шестакова, с которой он когда-то учился в одном классе. Не звонила она Сергею, наверно, год. Решив, что сегодня вечер сплошных сюрпризов, Куманин ответил:
– Очень рад тебя слышать, Надюша. Конечно, приезжай. А что случилось?
– Не по телефону, – ответила Надя стандартной советской фразой. – Приеду – расскажу.
Телефоны всех оперативных работников прослушивались (для их собственной безопасности и контроля). Это было известно каждому, кто работал в системе. Наслушались печального фольклора на эту тему.
Но вот прослушиваются ли их квартиры, точно не знал никто. Куманину самому не раз приходилось размещать в разных помещениях системы прослушивания. По тому, с каким трудом их выписывали, какой дефицит существовал на так называемую спецтехнику, создавалась некоторая иллюзия того, что на тебя-то никто не будет расходовать дорогостоящую технику. Однако полной уверенности ни у кого не было. Впрочем, разве можно в наше время вообще быть уверенным в чем-нибудь. Даже страховой полис, на который ссылался Остап Бендер, ныне никакой гарантии дать не может. Потому оставалось уповать на старое правило: «Не болтай по телефону, болтун – находка для шпиона».
У Куманина с Надей Шестаковой еще в школе был роман, который, как и большинство школьных романов, оказался вполне невинным и ничем не завершился.
Позже, когда Сергей поступил в МГИМО, их пути разошлись. Не обошлось и без влияния Куманина-старшего, видимо, возмечтавшего после определения сына в столь престижный ВУЗ, о партии, как у капитана Чурбанова, который, как известно, женился на дочери самого товарища Брежнева, став за неделю генерал-лейтенантом. Впоследствии, печальная судьба брежневского зятя несколько охладила амбиции Степана Агафоновича, и он перестал строить планы насчет вельможных невест, а однажды спросил: «Что-то Надя давно не звонила? Поссорились что ли?».