Был ли причастен К Радек к гибели К Либкнехта и Р Люксембург
Шрифт:
Мы, нижеподписавшиеся, образуем большинство зарубежного бюро социал-демократии России, Польши и Литвы. Поэтому мы объявляем этот чрезвычайный суд не только абсолютно незаконным, противоречащим партийному уставу, но и заявляем также, что выражаем заранее самый энергичный протест против какого-либо приговора этого суда. Нарушение партийного устава и всех правовых норм правлением партии указывает на то, что нельзя говорить об объективном расследовании каких-то моральных проступков тов. Радека. Если бы Радек такие проступки совершил, то комиссия по расследованию передала бы его дело в обыкновенный партийный суд, который и вынес бы приговор без лишения тов. Радека прав на защиту. Нарушение партийного устава и прав тов. Радека служит доказательством того, что в этой комедии
На основе этих фактов и на основе заявления комиссии по расследованию (в котором говорится, что комиссия не нашла в односторонне собранном против тов. Радека материале доказательств выдвинутых против него обвинений), мы заявляем, что мы, как и раньше, полностью доверяем тов. Радеку, будем и далее давать ему партийные поручения и возьмем его под защиту против любых нападок на него, задевающих его политическую и моральную честь, которая может быть затронута в приговоре незаконного, неавторитетного суда, принятом в отсутствие Радека.
Это наше заявление мы направляем правлению партии немецкой социал-демократии, редакциям газет "Vorwarts", "Neue Zeit", "Leipziger Volkszeitung", "Bremer Burgerzeitung" и органам всех направлений социал-демократии России.
Большинство бюро зарубежных секций социал-демократии России, Польши и Литвы.
Кракус, Александр 26 августа 1912 г.
Правлению социал-демократической партии Германии
Я получил сегодня приговор чрезвычайного суда, датированный 21 числа с. м., который расследовал в мое отсутствие выдвинутые против меня обвинения. Меня обвиняют в присвоении книг (дважды) в 1904 г. и в присвоении партийных денег в 1906 году.
По этому приговору, о формальной стороне которого я уже писал в моем первом письме, я хочу заявить лишь самое существенное:
1. По делу Зембатого (1-й пункт обвинения) у меня есть приговор третейского суда от 1909 г., председателем которого был тот же Доманский, который сейчас как обвинитель от имени правления польской партии считает допустимым, чтобы старое дело (третейский суд под его председательством объявил меня невиновным) вновь было проверено, хотя никаких новых моментов здесь не появилось. У меня на руках заявление, сделанное в прошлом году вышеуказанным Доманским, что тогда (в 1909 г.) я был признан невиновным. В заключение: я не был заслушан по этому делу на-предварительном расследовании.
2. По делу книг редакция "Naprzod" ссылается на мое письмо к Тышке от 29 сентября 1910 года. Это письмо - единственный документ по этому делу. Однако это не помешало Тышке от имени редакции нашего партийного листка взять меня под защиту самым энергичным образом как человека и партийного товарища (заявление от 9 октября 1910 г.) и даже позволило ему написать мне письмо от 28 сентября 1910 г. (оно у меня на руках), в котором он сердечно сообщает, что сожалеет о том, что не может оказать мне еще большую защиту по цензурным соображениям. А сейчас меня на основании этого письма заклеймили вором. И по этому вопросу я не был заслушан на предварительном заседании.
3. Посягатели на мою честь все же чувствуют, что вопрос, продал ли голодный юноша чужую книгу, не может убить политика и писателя не только в капиталистическом, но даже в социалистическом мире. Они приплели мне присвоение 300 руб. партийных денег, т. к. они уверены, что это может убить меня в глазах каждого рабочего. Прежде чем я докажу полную несостоятельность такого обвинения, я обращу ваше внимание на следующие пункты:
а) Из самого приговора вытекает, что дело уже проверялось зимой 1908 года. Из высказываний Доманского следует, что оно было проверено и второй раз правлением польской партии в 1910 году. В основу были положены показания свидетеля, который возбудил иск (отмечены разночтения моих утверждений и товарища Станислава). Хотя польскому правлению не пришло в голову тогда обвинить меня в нечестности. Даже оно предложило в 1908г. мою кандидатуру эзенстохаурской организации при выборах на партийный съезд, а в 1910г. послало меня на Копенгагенский международный конгресс.
б) Во всем обосновании приговора суд не может утверждать, что существует малейшее доказательство того, что эти 300 руб. пропали. Я в 1908 г. объяснил, что я их получил, а Станислав - что я их ему не передавал. Поскольку не было расследования того, кто именно из нас двоих мог хранить деньги, был сделан вывод, что я эти деньги взял. Вероятность ошибки здесь учтена не была.
в) Меня вынудили (хотя я до сих пор избегал этого делать) в моем протесте-заявлении "чрезвычайному суду" (о чем я сообщал вам в моем письме от 25 числа сего месяца) обратить внимание суда на полную неправдоподобность показаний главного свидетеля - Станислава. Я просил пригласить товарища Я. Ганецкого, члена правления партии, который во время революции заведовал кассой партии, для выяснения показаний Станислава. Я установил, что этот суд счел возможным поверить заявлению товарища Станислава на основе одного подтверждения Доманского и не счел нужным обратиться к товарищу Ганецкому.
Несколько важнейших моментов этого "приговора". Я докажу перед форумом русских и польских социал-демократов, что в этой циничной и притом неуклюжей попытке убить меня как политика виновны не подписавшие приговор судьи (они только слепые орудия), а те четверо из недееспособного правления партии, которые сейчас разваливают нашу партию. Я буду вести борьбу с помощью моих польских и русских партийных друзей за свою честь до тех пор, пока не заклеймлю позором эту подлость.
К вам, правлению социал-демократии Германии, членом которой я состою, я обращаюсь с просьбой предпринять необходимые шаги для образования партийного суда, который рассмотрит выдвинутые против меня обвинения. Я не требую ничего, кроме строгой и объективной проверки, и я уверен, что после этой проверки я буду продолжать бороться в рядах немецкой социал-демократии как полноправный ее член (я состою в партии уже четыре года).
Я прошу о допущении на ваше заседание, где будет обсуждаться в моем присутствии дело, трех моих немецких партийных товарищей, чьи имена я еще назову, и товарища А. Малецкого, члена правления польской партии.
С партийным приветом
К. Радек
27 августа 1912 г.
Из заявления правления социал-демократической партии России, Польши и Литвы
...Мы не собираемся вступать в какую-либо полемику с К. Радеком после того, как он был изобличен и исключен из партии.
I. Если К. Радек пытается оспаривать компетенцию правления партии в создании партийного суда по его делу и утверждает, что дело по иску могла рассматривать только зарубежная группа (секция) социал-демократии России и Польши, к которой он относится, причем он ссылается на 18 регламента этой группы, то это только уловка. Этот параграф, как и другие упоминаемые параграфы относительно судопроизводства и нашего партийного устава, касаются третейских и партийных судов, образованных по заявлению отдельных товарищей, но не касаются партийных судов, которые образуются вследствие вмешательства партийных инстанций - правления партии, руководящих комитетов местных организаций, партийного съезда.
Право правления на создание партийных судов так же мало подлежит сомнению, как, например, и право на них партийного съезда (хотя в немецком партийном уставе это право не упоминается). Это право было и остается, и практикуется, разумеется, в нашей партии, причем, в 1906 г. партийная конференция даже выразила правлению партии признательность за то, что оно учредило суд над человеком, вредящем делу партии. Последняя конференция (о положении таких конференций согласно партийному уставу будет ниже) заявила без ссылки на дело Радека следующее: "Конференция установила право правления партии как высшей и руководящей инстанции создавать суд для членов партии и образовывать суд; это право не подвергается сомнению и используется в интересах самой партии".