Быль о полях бранных
Шрифт:
— Коназ Олег дерзок и непочтителен. Его батыры пограбили земли Высочайшей Орды на три дня пути вглубь. Полон большой взяли, а многих мирных татар порубили!..
— Врет, с-собака, — услыхал Дмитрий Иванович шепот Федора Свибло.
А посол продолжал:
— Великий Султан Араб-Шах Гияс-лид-Дин Муззафар хочет взять Рязань и с живого коназа Олега кожу содрать. — Потом хитро прищурился и спросил вкрадчиво: — Олег ведь и твой враг, коназ-баши Димитро, а?
И опять не ответил Дмитрий Иванович.
— Но Царь царей знать хочет,
Только теперь Великий Князь Московский и Владимирский заговорил:
— Спасибо за честь от царя татарского Арапши. Но рати у меня нынче, окромя дружины моей, нету. Смерды севом занимаются. Воевать им сейчас некогда, ибо, как у нас говорят, день год кормит! Что до Олега — князя Переяслав-Рязанского, — то он мне дани не дает, а сразу в Орду везет. Какое мне дело до того, как салтан татарский наказывает данников своих?
— Ты осторожный и мудрый правитель, коназ-баши Димитро, — повеселел Сагадей-ной-он. — Но паршивый ублюдок Олег не султану дань заплатил, а эмиру Мамаю-беклербеку. За то он и ответит головой!
— Вот это вернее, — опять услыхал Дмитрий Иванович шепот за спиной. — А то — погра-абили...
— А тебя, — снова продолжил мурза, — Великий Султан Высочайшей Орды любит, как родного сына. Царь царей говорит: «Пусть коназ-баши Димитро пашет землю и собирает зерно для хлеба и капусту для щей, ни один татарский конь не переступит рубежа страны Мушкаф».
Слова эти прозвучали в полной тишине. Не сразу заговорил Великий Князь Московский и Владимирский.
— Передай мой поклон мудрому и могучему повелителю царства татарского, — наконец сказал Дмитрий Иванович и, обернувшись, отдал обнаженный меч Родиону Ослябе.
Сагадей-нойон нахмурился, угадав в этом какой-то нехороший для себя намек. Этого русского воеводу он хорошо знал по битве на реке Пьяне. Это тот самый Осляб-бей, который отбил все наскоки его конницы и половину ее уложил на кровавом пути в Нижний Новгород. Но «коназ-баши Димитро» продолжал говорить, как будто ничего особенного не произошло, и военачальник ордынский успокоился.
— ...Я всегда рад помочь салтану Арапше, — как сквозь сон, услышал Сагадей-нойон. — И рать готов бы послать на подмогу, но... только не сейчас. Весна — время страдное на Руси. Пусть простит меня царь татарский, если что не так. — Князь отвесил поклон знатному ордынцу и распорядился: — Эй, отроки! Внесите дары для салтана Золотой Орды!
Два дюжих молодца вошли в стольницу и поставили перед послом большой, окованный железом сундук. Открыли.
— О-о, меха соболей! — обрадовался посланник султанов, соображая, сколько драгоценных шкурок можно отсюда украсть незаметно.
Дмитрий Иванович угадал его намерения, усмехнулся и приказал закрыть сундук на два висячих замка и запечатать собственной восковой печатью.
«Ежели сорвет, — подумал Князь, разглядывая вытянувшуюся физиономию мурзы, — то сии вои татарские шепнут о том на ухо самому салтану Арапше. А тот шуток не понимает и на руку скор...»
Сагадей-нойон озадаченно почесал в затылке и посмотрел на властителя Москвы почему-то виновато. А тот, помедлив, снова распорядился:
— Послу татарскому — шубу с моего плеча!
На мурзу тотчас накинули роскошный горностаевый тулуп. Нукерам Сагадей-нойона подарили по шелковому халату, и те тоже остались довольны.
С этим Дмитрий Иванович отпустил посланника золотоордынского султана.
И сразу же взорвалась стольница негодующими криками думных бояр:
— Ты што, княже, русских людей на погибель отдаешь?!
— А ведаешь ли ты, что сделает с Рязанской землей тот бешеный волк Арапша?!
— Иудами искариотскими будем, коль не поможем рязанцам в беде!
— А потом Арапша-салтан за нас примется!
— Аль мало кровушки русской пролито?!
— Помолчите! — оборвал крики Великий Князь Московский и Владимирский.
С трудом воцарилась непрочная тишина.
— Где воевода Бренк?
— Здесь я, — протиснулся вперед коренастый русобородый воин.
— Скачи немедля в Переяслав-Рязанский. Скажешь Олегу Иоанновичу, чтоб отводил полки к стольну граду своему. Пускай на хвосте своем тащит зарвавшегося Арапшу-салтана с воинством его. Пусть смерды бросают все и уходят в леса с пути ордынского. Потом, по осени, поможем им хлебом и иными съестными припасами...
Бояре одобрительно зашумели. Князь остудил их словоречие холодным взором:
— И еще скажи Олегу, мы тож следить будем за движением рати татарской. Как только Арапша придет под Переяслав-Рязанский, мы с двух сторон, от Козельска и от Шилова, ударим по нему. Все! Скачи немедля!
Бренк вышел. И никаких вопросов Великому Князю. Хотя уже и ночь на дворе, и скакать ему, меняя коней на заставах, целых двое суток без сна и отдыха.
— Болярин Тимофей!
— Я тут, княже.
— Бери конную дружину из трех тысяч тяжелых ратников и спеши в град Козельск. Там с воеводой Соколом ополчите смердов и ждите знака моего для похода скорого. И еще: глаз не спускать с Арапши!
— Сполню, княже! — сверкнул очами из-под кустистых бровей старый воевода-окольничий и исчез за дверью, я
— Ты, Дмитрий Михайлович, — приказал Великий Князь Боброку, — поспеши к Шилову. Пусть от Мурома идет к тебе Володимир Ондреевич Серпуховский. Он там сейчас с дружиной ордынцев стережет.
— А ежели Арапша-салтан по Мурому ударит?
— Какой ему прок от того? Да останется там князь Красный-Снабля с полком муромским... А ежели чего Арапша учудит, то вы всегда успеете вернуться из-под Шилова. Там недалече.