Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы)
Шрифт:
Разумеется, все члены ЦК не могли не понимать, что вторая часть «счастливого» сообщения Зиновьева была ни чем иным, как фарисейством: раскол в ЦК уже произошёл. Сложнее было с вопросом о генсеке. Ещё в предоктябрьский период многие старые большевики, непосредственно соприкасавшиеся со Сталиным, знали о его негативных чертах. В письмах Свердлова жене из ссылки, где он жил вместе со Сталиным, мы встречаем немало неприязненных высказываний о нём. «Ты же знаешь, родная, — писал Свердлов 16 ноября 1914 года, — в каких гнусных условиях я был в Курейке. Тов[арищ], с которым мы были там, оказался в личных отношениях таким, что мы не разговаривали и не видались» [397] .
397
Свердлов Я. М. Избранные произведения. М., 1957. Т. 1. С. 298; см. также С. 268, 276, 277.
А
398
Вопросы истории КПСС. 1962. № 3. С. 143.
Но к 1924 году Свердлов и многие другие руководители партии времен подполья и Февральской революции либо умерли, либо уже не состояли в составе ЦК. Поэтому ленинская критика в адрес Сталина явилась неожиданной для многих членов ЦК, особенно для молодых, некоторые из которых к тому же были обязаны Сталину своим выдвижением. В этом плане особый интерес представляют воспоминания Микояна: «Говоря о себе, могу сказать, что знал «двух Сталиных». Одного, которого очень ценил и уважал как старшего товарища… и совсем другого — в последующий период… Орджоникидзе и Киров, с которыми я был очень близок и знал их настроения, оказались, думаю, в такой же роли обманутых «первым» обликом Сталина» [399] .
399
Огонёк. 1987. № 50. С. 6.
Вплоть до завершения политической расправы со всеми членами ленинского Политбюро «первый облик» Сталина был неизменно обращён к его союзникам по ЦК и Политбюро, а второй — к тем, кого он искусно «загонял» в оппозицию. Лишь после 1929 года, когда образование легальных оппозиций и открытые дискуссии стали невозможными даже внутри ЦК и Политбюро, всем партийным лидерам пришлось ощутить на себе «второй» облик Сталина.
Кроме того, нельзя забывать, что большинство членов ЦК к маю 1924 года были уже повязаны групповой фракционной дисциплиной, обязывающей безоговорочно воспринимать все команды, идущие от «семёрки». Поэтому предложение Зиновьева, а затем и Каменева вновь избрать Сталина генеральным секретарём не встретило возражений. Все молчали. «Троцкий тоже молчал, но изображал энергичной мимикой своё крайнее презрение ко всей этой комедии… Сталин по-прежнему смотрел в окно со сжатыми челюстями и напряжённым лицом: решалась его судьба» [400] .
400
Знание — сила. 1989. № 7. С. 82.
Как вспоминал Троцкий, Сталин на этом заседании впервые предложил подать в отставку, повторяя: «Что ж, я действительно груб… Ильич предлагает вам найти другого, который отличался бы от меня только большей вежливостью. Что же, попробуйте найти». — «Ничего, — отвечал с места голос одного из тогдашних друзей Сталина (А. П. Смирнова, пришедшего к мысли о необходимости выполнить ленинский совет только в 1932 году и за это изгнанного в начале 1933 года из состава ЦК. — В. Р.), — нас грубостью не испугаешь, вся наша партия грубая, пролетарская». Как отмечал Троцкий, «косвенно здесь Ленину приписывалось салонное понимание вежливости. Об обвинении в недостатке лояльности ни Сталин, ни его друзья не упоминали» [401] .
401
Троцкий Л. Д. Завещание Ленина. — Горизонт. 1900. № 6. С. 38—41.
Каменев предложил решить вопрос голосованием. Голосовали простым поднятием рук. Бажанов ходил по рядам и считал голоса, сообщая Каменеву только общий результат. Большинство голосовало за оставление Сталина на посту генсека, против голосовала только небольшая группа Троцкого. Было и несколько воздержавшихся. (Бажанов впоследствии сожалел, что, занятый подсчётом рук, не заметил, кто именно воздержался).
Продолжая свою игру, лидеры правящей фракции, к тому времени уже уверенно манипулировавшие аппаратной бюрократией, внесли через одного из подставных лиц предложения, заранее согласованные с руководителями местных организаций: документ должен быть оглашён на закрытых заседаниях отдельных делегаций; при его зачтении никто не имеет права делать записи; на пленарных заседаниях съезда на «Завещание» ссылаться нельзя. «Со свойственной ей мягкой настойчивостью Крупская доказывала, — вспоминал Троцкий, — что это есть прямое нарушение воли Ленина, которому нельзя отказать в праве довести свой последний совет до сведения партии. Но связанные фракционной дисциплиной члены Совета старейшин оставались непреклонны: подавляющим большинством прошло предложение тройки» [402] . В результате в опубликованных материалах съезда не содержалось даже упоминания о существовании «Письма к съезду». Члены партии были обречёны на то, чтобы лишь в частном порядке, сугубо конфиденциально говорить друг с другом об этом документе.
402
Троцкий Л. Д. Завещание Ленина. — Горизонт. 1900. № 6. С. 38—41.
На закрытых заседаниях делегаций после оглашения «Письма к съезду» Зиновьев и Каменев обычно выступали с комментариями, из которых следовало, что с момента написания ленинского документа положение в партии серьёзно изменилось и что теперь главной опасностью для неё является не грубость и нелояльность Сталина, а деятельность Троцкого и его сторонников, которым снятие Сталина с поста генсека оказалось бы на руку. Далее Зиновьев и Каменев убеждали делегатов в том, что Сталин учтёт ленинскую критику его недостатков, в чём Сталин тут же давал заверения. В ряде случаев Сталин лицемерно просил делегатов, так же, как и последовавший за съездом пленум ЦК, освободить его от поста генсека, после чего эта просьба отклонялась [403] .
403
*Существуют, однако, свидетельства о бурном обсуждении «Завещания» на заседаниях некоторых делегаций. (Правда. 1964. 26 мая).
В целом, на делегатов съезда был оказан грубый нажим: они были поставлены перед уже принятым решением, согласно которому ленинское письмо должно было лишь оглашаться, но не обсуждаться. В то время, как столь важный документ требовал глубокого осмысления и обмена мнениями, его содержание воспринималось делегатами лишь на слух. Как вспоминал Троцкий, «уже оглашение документа по земляческим делегациям, куда не пускали «посторонних», превращено было в прямую борьбу против меня. Старейшины делегаций проглатывали при чтении одни слова, напирали на другие и давали комментарии в том смысле, что письмо написано тяжело больным, под влиянием происков и интриг. Аппарат уже господствовал безраздельно. Один тот факт, что тройка могла решиться попрать волю Ленина, отказав в оглашении письма на съезде, достаточно характеризует состав съезда и его атмосферу. Завещание не приостановило и не смягчило внутреннюю борьбу, наоборот, придало ей катастрофические темпы» [404] .
404
Троцкий Л. Д. Завещание Ленина. — Горизонт. 1900. № 6. С. 38—41.
В результате маневров правящей фракции единственное персональное предложение Ленина было отклонено. Более того, на XIII съезде была осуществлена внеуставная процедура решения вопроса о генеральном секретаре. Сначала сохранение на этом посту Сталина было одобрено формальным решением делегаций съезда, а затем пленум ЦК «оформил» это фактически предрешённое решение. В результате этой процедуры Сталин как бы получил мандат генсека непосредственно от съезда, о чем впоследствии он неоднократно напоминал. Таким образом, вместо ограничения власти Сталина, на чём настаивал Ленин, произошло увеличение его влияния.
После оглашения «Завещания» триумвиры не решились поставить вопрос о выводе Троцкого из Политбюро и снятии его с руководящих постов, хотя такого рода угрозы раздавались в ходе дискуссии 1923 года. Однако Троцкий, избранный вновь в Политбюро, оказался в ещё большей изоляции, чем раньше: из его сторонников XIII съезд оставил в составе ЦК только Пятакова и Раковского.
На Пленуме ЦК, состоявшемся после съезда, помимо Сталина секретарями ЦК были избраны Молотов (в четвёртый раз), Андреев, Каганович и Зеленский (все трое впервые). Осенью 1924 года Сталин перевёл Зеленского, которого он имел основания подозревать в поддержке Зиновьева и Каменева, на пост секретаря Среднеазиатского бюро ЦК. Таким образом, он получил Секретариат, состоявший из его безоговорочных приверженцев.