Были, не были (сборник)
Шрифт:
О ее беременности ему не дано было узнать. Он резко изменил поведение, устав от надрывов и двусмысленности. Достали смешки парней:
– С тобой крутится тут, а на выходные мужа ублажать ездит!
Что ж, в этом тоже была правда. И в один «прекрасный момент» он привел в гости в общежитие девчонку, с которой сознательно познакомился недавно. Просто так, напоказ!
Вольному – воля! А рабу – кнут! Перетерпела, переплакала и, в который уже раз, взяла судьбу в свои руки. Свое квалификационное свидетельство получила с отличием и – в дорогу. Он тоже. На том же поезде. В том же направлении. Но в разных вагонах.
Долго ему еще потом помнились эти два часа до
Ее встречали. Все тот же, законный, с сынишкой на руках. Мишаня стоял в тамбуре и сверху наблюдал. Она схватила малыша, обняла и повернулась лицом к вагону. Их глаза на мгновение встретились, ничего не успев передать вслед. Поезд пошел дальше.
Парнишка встрепенулся, поправил рюкзак и направился к выходу на перрон. Мимоходом покосился на странного мужика, пялившегося на него с соседней скамьи. Что-то в облике его казалось знакомым, хотя, вряд ли! Нет у него в этом транзитном городе знакомцев и быть не может. Отслужив срочную в в/ч славного города Абакана, он возвращался в свой родной волжский городок, где ждали его мама и старший брат и где он сам родился двадцать лет тому назад.
И нет ему никакого дела до странного мужика из дремучей тайги, кряжистого и заросшего, как старый кедр. И пусть он даже кого-то ему напоминает, это не повод для беспокойства! Тем более что больше они никогда и не встретятся.
Правильно! Они и не встретились. Михаил прибыл благополучно на свою малую станцию, где работал бригадиром путейцев и жил размеренной семейной жизнью. Вел хозяйство, сажал огород, растил трех дочек и ничего, и никогда так и не узнал о пареньке, так похожем на него в юности.
Фотографическая память
Санька терпеть не мог это зеркало. Старинное (или просто старое), доставшееся в наследство еще от тетки, а той, в свою очередь, еще аж от каких-то родственников!.. В общем, в глазах Саньки столь древний образ зеркала вовсе не прибавлял к нему почтительности. Оно (зеркало) платило мальчишке той же монетой. И даже не притворялось равнодушным, как и полагалось бы любому предмету обихода. Нет же, сознательно издевалось – нарочито сплющивало и без того щуплую фигурку мальчика. А на лицо, только еще подступающее к прыщеватому возрасту, накладывало тени и пятна, издевательски подчеркивая недостатки. И единственное, что заставляло Саньку время от времени изучать свое отражение, – попытка найти хоть какое-то сходство с человеком, давно исчезнувшим из его жизни.
Не получалось… Оставалось только в который раз скорчить рожу самому себе, нелюбимому, и отвернуться. Дела ждали…
Матери дома уже не было – дворники встают рано. Впрочем, это не являлось проблемой для сына. Он уже давно был самостоятельным. Завтрак тоже не проблема: нормально – макароны отварить с сахаром и маслом за милую душу! Можно гренки поджарить из слегка постаревшего хлеба. А если толстопузый холодильник расщедрится на продукты, то и яичницу сварганить. Да мало ли еще что! Руки есть, голова работает…
Сготовил с расчетом на двоих. Мать забежит в перерыве между уличными работами и мытьем подъездов в соседнем доме. К тому времени, когда Санька возвратится из школы, она снова где-нибудь чем-нибудь будет промышлять. Может, семечками пойдет торговать на угол, может, пустые бутылки собирать по скверам и возле ларьков. А что? Тоже хлеб, если постараться! Это она так пыталась вдолбить сыну, что каждый труд достоин уважения. И мать надо уважать только за то, что она – мать! А сын ее стыдился. Серая мышка – невзрачная, ворчливая. Она еще не подошла к своему 35-летнему рубежу, а выглядела на все 45. Выдохлась, так и не надышавшись.
Был в ее жизни яркий послешкольный период, когда с наивной радостью первооткрывателя ринулась она в областной центр поступать в институт на геологический факультет. Почему геологический? Да просто поманили в свое время яркой романтикой дорог студенты – практиканты, квартировавшие в их дому. Она тогда влюбилась во всех сразу и в каждого по отдельности. И, смело отряхнув с ног пыль родной деревни, после выпускного отправилась покорять город. Закружилась в вихре влюбленности вместе с одним из абитуриентов – это у нее лучше получилось, чем сдача экзаменов! Срезавшись, домой не вернулась. Повезло, что родная тетка, одиноко проживающая в этом самом городе в крохотной «двушке», взяла на себя заботу о непутевой племяннице. А позже приютила и, так называемого, «мужа». Павел, в отличие от Полины, легко поступил, легко учился, легко пошел в «примаки». Он вообще все делал легко. Так же и отцом стал, не задумываясь. Полине роль юной матери как-то не пришлась по душе. Хлопотно и скучно. Опять-таки выручила тетка. «Хоть на старости лет еще понянчу!» – решила она и честно свое решение выполнила. Как сумела. Осталась она в Санькиной памяти лишь запахами: сладкого молочного супа, который малыш любил вопреки всем детским правилам, ароматом свежеиспеченных пирогов с капустой или тыквой. А еще она очень вкусно варила варенье из шиповника. Все эти лакомства остались далеко в Санькином прошлом, так же как и сама добрая старая фея без особых примет.
Мать в поисках работы перебрала весь простейший круг востребованных профессий: почтальон, дворник, продавец в газетном, а потом и в пивном ларьке. Все они недорого стоили и только в комплекте дуг с другом могли обеспечить хоть какой-то прожиточный минимум. Иногда что-то подбрасывали родители Павла. А тот учился, брался за любое дело шумно, азартно. Если нужда заставляла, мог и грузчиком подработать. Но когда начиналась полевая практика, Павел особенно радовался. Еще бы! Возникала возможность распроститься подобру-поздорову с этой тесной, пропахшей нищетой и детским бельем квартиркой, и хотя бы на время окунуться в веселый молодежный быт палаточного общежития.
Потом возвращался веселый, красивый с гитарой и личным фотоаппаратом «ФЭД» на плече. Пел песни, показывал кучу фотографий дальних и ближних мест своих путешествий. Женьке тоже достался кусочек сознательной жизни с таким отцом. Малыш любил его взахлеб! Преданно, по-щенячьи заглядывал в глаза, с визгом лез на колени, дергал за волосы… Отец – плечистый, светло-русый, с голубыми искрами глаз, катал его на загривке, тормошил и покидывал к потолку. Дух захватывало! Мать в их дуэт как-то не вписывалась. Уже тогда медленно, но верно перерождалась в тихую мышь.
Вскоре после окончания института отец исчез совсем. Поменял территорию обитания, сбросив с ног пыль прошлого вместе со всем тем, что в нем содержалось. Где-то по времени это совпало с тихим уходом из жизни тетки – скромной, но надежной опоры маленькому Саньке. Мать вообще не заморачивалась долгами нравственными, признавая лишь финансовые. В доме вместо пирогов запахло пылью, мусорным ведром, пережаренными семечками и лежалым бельем. Изредка этот дух разбавлялся свежим ветерком, успевшим влететь в форточку.
Конец ознакомительного фрагмента.