Было… Не было… Не будет…
Шрифт:
Стараясь казаться бодрячком, Сергей шёл мимо заветного участка и краем глаза видел открытую дверь во времянке, вернее, небольшом зимнем домике с крытым крыльцом, верандой и жилой частью. Больше ничего и никого он не успел заметить, так как остановиться не решился, а направился дальше к пожилой паре, с интересом наблюдавшей за ним с соседского огорода.
– Спрошу у них про воду. – Сергею эта мысль показалась удачной.
Колонки нет, пожарный водоём в тине, есть небольшой пруд у…помойки.
Проклиная всё: вонючий навоз, зелёных мух, тухлую воду с прошлогодней листвой, скользкую тропинку,
Какие ещё требуются знаки, подсказки, а, Серёжа? Не твой сегодня день. Остановись.
– Мать, глянь, сюда едет незнакомая машина. К соседям, что ли. Да это тот же придурок, про воду который спрашивал. Знакомый чей или опять чё надо… Да не знаю я, отсюда не видно.
…Ни калитки, ни забора. Сергей просто поднялся по аккуратным ступенькам на возвышающийся над дорогой дачный участок, сделал несколько шагов, остановился и осмотрелся. Дверь во времянку по-прежнему оставалась открытой, но, ни возле неё, ни в глубине участка, ни у роскошного зимнего дома Сергей никого не увидел. Тишина и обездвижение, как перед грозой. И нарушать не хочется. Неубедительно постучав по пластиковой бочке с водой, он выдавил: «Хозяева!», причём, каждый слог был в разной тональности, то с хрипотцой, то звонко. Мерзко, в общем.
– Кто там?
Сергея застопорило.
Время безжалостно поедает нашу жизнь и довольно скоро всё кончится. Нас больше не будет. Мы исчезнем. Безвозвратно исчезнет то, что делает нас самими собой, каждого неповторимым, единственным «я». А всё потому, потому что нельзя ни по наследству, ни по завещанию, ни по доброй, злой или последней воле, передать зыбкий градиентный мир обретённых эмоций, мир тончайших, едва уловимых интонаций на языке привязанностей, дружбы, любви, наконец. Для нас, нынешних, своевольная память превращает одинаковое прошлое, порой, лишь его тени, в боль или радость, в ненависть или нежность, в отчаяние или надежду – каждому в своё или в ничего. Постороннему большинству, даже при желании, невозможно ни понять всей её ценной механики, ни сохранить.
Я слышу до боли близкий голос, и память, как всегда, незримо переносит меня в нашу семнадцатилетнюю юность, полную любви и свободную от ошибок. Впереди целая неизвестная жизнь, а счастье уже есть, его много, и хватит, кажется, навсегда. Тогда куда же оно делось?
Жизнь изменилась, и она изменила нас. Мы стали суетливо активны в достижении мелкого сиюминутного благополучия текущего дня и панически боязливы завтрашней неопределённости. Это вошло в привычку, и осталось очень немногое, что ещё может заставить нас отчаянно биться за светлое вчера…
Сергей очнулся. Перед ним стояла Таня с банкой краски в руках. На её лице эмоции сменяли друг друга: удивление держалось долго, радость совсем коротко, осталось беспокойство. Мысли в Танинной голове тоже затеяли чехарду, принимая форму фраз:
– Это ты. Здесь полно народу. А мы времянку красим.
Сентиментальное благодушие, охватившее Сергея несколько мгновений назад, резко покатилось под откос и к слову «мы» совсем улетучилось. Тем более, что он как раз заметил невдалеке часть прислоненной к времянке лестницы, с явно не женскими на её ступенях ногами. Неужели муж? Вспомнились мухи. Нет, оказалось, это ноги внука Татьяны. Ничего себе, вырос мальчик.
– Ты с ума сошёл. Зачем ты приехал, – уже шёпотом сказала Татьяна, заслоняя Сергея от любопытного внука.
– Я соскучился. Телефона нет… Я сейчас уеду.
– Я не знаю, не знаю. Телефон в городе. Да, там намного проще…
– Извини дурака. Пока, я поехал.
…Татьяна подошла к самому краю участка, с высоты которого стала смотреть на медленно отъезжающую машину.«Жаль, что так вышло. А может…» Краем глаза она заметила копошащихся в огороде соседей. «Нет, я поступила правильно. Он должен был уехать немедленно. Но я не сделала даже полшага ему навстречу. Почему же я не смогла, он ведь ждал, а я хотела… Полшага. Не имею права. Дальше – пропасть».
Всё закономерно, всё так и должно было произойти. Ничего неожиданно нового. Тогда почему Сергею было так невыносимо тоскливо, до крайности безнадежно. Наверно потому, что в который раз не случилось того, чего всегда он трепетно ждал и желал. «Она должна была меня выгнать, но перед этим, перед этим-то, сделать полшага навстречу».
– Я сейчас уеду.
– Да, пожалуйста…Не могу так, Серёжа, иди… ко мне…Сумасшедший, ты сумасшедший…
– Я обожаю тебя, Таня… Нежная…
– Люблю…Уезжай!
Июнь 2013 г.
НЕ БЫЛО
Дождь, целый день превращавший город в одну большую лужу, к вечеру прекратился. Но небо не очистилось, а, казалось, ещё ниже наклонилось серым туманом к рано зажжённым уличным фонарям. Их оранжевый свет, смешиваясь со светом фар медленно ползущих попутных и встречных машин, причудливыми бликами отражался, на принявшем очередную порцию омывайки, ветровом стекле. Сергей посмотрел на часы: уже целый час он бьётся в вечерних пробках, пробирается к выезду из города. Ну, наконец-то. Машина свернула с магистрали на пригородное шоссе – в этом направлении было свободно – и сразу пошла быстрее. Сергей позволил себе немного расслабиться и ему сразу вспомнился вчерашний телефонный звонок.
Июль на работе у Сергея – традиционное время массовых летних отпусков. Отсутствие непосредственного начальства и общее затишье предоставляли Сергею своеобразные каникулы, непродолжительные, дней десять-двенадцать, но всё же. Для порядка он с утра приходил на рабочее место, убеждался в безпроблемности ситуации, а к обеду был уже свободен.
Вот и вчера после полудня, сдавая ключи и ставя помещения на сигнализацию, Сергей взглянул на часы мобильника, наручные часы он не любил, не носил, и заметил один пропущенный звонок. Полчаса назад, номер незнаком. «Может звонили по фундаменту», – размышлял Сергей, выходя из прохладного помещения в тридцатиградусную июльскую духоту, – «Если так, это важно. Надо перезвонить». Обстоятельства и погода позволяли ему плотно заниматься дачными делами.