Былое и думы.(Предисловие В.Путинцева)
Шрифт:
Хозяин уверял, что у него нет других долгов. Нотариус подтверждал это.
— Честное слово, — сказал я ему, — и вашу руку — у вас других долгов нет, которые касались бы дома?
— Охотно даю его.
— В таком случае я согласен и явлюсь сюда завтра с чеком Ротшильда.
Когда я на другой день приехал к Ротшильду, его секретарь всплеснул руками;
— Они вас надуют! как это возможно! Мы остановим, если хотите, продажу. Это неслыханное дело — покупать у незнакомого на таких условиях.
— Хотите, я пошлю с вами кого-нибудь рассмотреть это дело? — спросил сам барон Джеме.
Такую роль недоросля
— Какая досада, — сказал хозяин, взявши его из моих рук, — я забыл вас попросить привезти два чека, как я теперь отделю семьдесят тысяч?
— Нет ничего легче, съездите к Ротшильду, вам дадут два или, еще проще, съездите в банк.
— Пожалуй, я съезжу, — сказал кредитор. Хозяин поморщился и ответил, что это его дело, что он поедет. (365)
Кредитор нахмурился. Нотариус добродушно предложил им ехать вместе.
Едва удерживаясь от смеха, я им сказал:
— Вот ваша записка, отдайте мне чек, я съезжу и разменяю его.
— Вы нас бесконечно обяжете, — сказали они, вздохнув от радости; и я поехал.
Через четыре месяца purge hypothecaire была мне прислана, и я выиграл тысяч десять франков за мое опрометчивое доверие.
После 13 июня 1849 года префект полиции Ребильо что-то донес на меня; вероятно, вследствие его доноса и были взяты петербургским правительством странные меры против моего именья. Они-то, как я сказал, заставили меня ехать с моей матерью в Париж.
Мы отправились через Невшатель и Безансон. Путешествие наше началось с того, что в Берне я забыл на почтовом дворе свою шинель; так как на мне был теплый пальто и теплые калоши, то я и не воротился за ней. До гор все шло хорошо, но в горах нас встретил снег по колено, градусов восемь мороза и проклятая швейцарская биза. Дилижанс не мог идти, пассажиров рассажали по два, по три в небольшие пошевни. Я не помню, чтоб я когда-нибудь страдал столько от холода, как в эту ночь. Ногам было просто больно, я зарыл их в солому, потом почтальон дал мне какой-то воротник, но и это мало помогло. На третьей станции я купил у крестьянки ее шаль франков за 15 и завернулся в нее;
но это было уже на съезде, и с каждой милей становилось теплее.
Дорога эта великолепно хороша с французской стороны; обширный- амфитеатр громадных и совершенно непохожих друг на друга очертаниями гор провожает до самого Безансона; кое-где на скалах виднеются остатки укрепленных рыцарских замков. В этой природе есть что-то могучее и суровое, твердое и угрюмое; на нее-то глядя, рос и складывался крестьянский мальчик, потомок старого сельского рода — Пьер-Жозеф Прудон. И действительно, о нем можно сказать, только в другом смысле, сказанное поэтом о флорентийцах:
Ротшильд согласился принять билет моей матери, но не хотел платить вперед, ссылаясь на письмо Гассера. Опекунский совет действительно отказал в уплате. Тогда Ротшильд велел Гассеру потребовать аудиенции у Нессельроде
565
Сохранилось нечто от горы и от каменных глыб! ( итал.).
Я помню удивление в Ротшильдовом бюро при получении этого ответа. Глаз невольно искал под таким актом тавро Алариха или печать Чингис-хана. Такой шутки Ротшильд не ждал даже и от такого известного деспотических дел мастера, как Николай.
— Для меня, — сказал я ему, — мало удивительного в том, что Николай, в наказание мне, хочет стянуть деньги моей матери или меня поймать ими на удочку;
но я не мог себе представить, чтоб ваше имя имело так мало веса в России. Билеты ваши, а не моей матери;
подписываясь на них, она их передала предъявителю (au porteur), но с тех пор, как вы расписались на них, Этот porteur— вы,и вам-то нагло отвечают: «Деньги ваши, но барин платить не велел».
Речь моя удалась. Ротшильд стал сердиться и, ходя по комнате, говорил:
— Нет, я с собой шутить не позволю, я сделаю процесс ломбарду, я потребую категорического ответа у министра финансов!
«Ну, — подумал я, — этого уже Вронченко не поймет. Хорошо еще «конфиденциального», а то «категорического».
— Вот вам образчик, как самодержавие, на которое так надеется реакция, фамильярно и sans gene [566] распоряжается с собственностью. Казацкий коммунизм чуть ли не опаснее луи-блановского.
— Я подумаю, — сказал Ротшильд, — что делать. Так нельзя оставить этого.
Дни через три после этого разговора я встретил Ротшильда на бульваре. (367)
— Кстати, — сказал он мне, останавливая меня, — я вчера говорил о вашем деле с Киселевым. [567] Я вам должен сказать, вы меня извините, он очень невыгодного мнения о вас и вряд ли сделает что-нибудь в вашу пользу.
566
бесцеремонно (франц.).
567
Это не П. Д. Киселев, бывший впоследствии в Париже, очень порядочный человек и известный министр государственных иму-ществ, а другой, переведенный в Рим. (Прим. А. И. Герцена.).
— Вы с ним часто видаетесь?
— Иногда, на вечерах.
— Сделайте одолжение, скажите ему, что вы сегодня виделись со мной и что я самого дурного мнения о нем, но что с тем вместе никак не думаю, чтоб за это было справедливо обокрасть его мать.
Ротшильд расхохотался; он, кажется, с этих пор стал догадываться, что я не prince russe, и уже называл меня бароном;но это, я думаю, он для того поднимал меня, чтоб сделать достойным разговаривать с ним.