Быстрая и шустрая
Шрифт:
Бритвин после выпитого зарозовел, откинулся на стуле, без спросу закурил.
– Значит, ты, Марченко, здесь и живешь. Недурной райончик, – снисходительно произнес он. – Далеко, правда…
Женя наводила красоту на столе: выкладывала в хрустальные вазочки оливки, маслины, крабы, салат – Бритвин этим и не подумал заняться. Достала для него пепельницу.
– А ты где живешь? – огрызнулась она на ходу. – На Красной площади, что ли?
– Нет, – хохотнул он. – В такой же жопе. Тропарево-Никулино… А чего ты мартини свой не пьешь? Или надо говорить «свое мартини»? Как правильно? Ты ж у нас филолог?
– Сейчас
– Да не ершись ты, Марченко. Не строй из себя целку. Я ведь не охмурять тебя приехал, радость ты моя. Просто – поговорить хочу. Понимаешь? Поговорить. Поболтать…
– Что ж, кроме меня, тебе и поболтать не с кем? – провокационно спросила Женя, подсаживаясь к столу.
– Не с кем, представь себе. Абсолютно не с кем.
– Что ж, ты, Димочка, не женат? И подружки у тебя нет?
– Ой-ей-ей, – куражливо протянул Бритвин, – как же это вам, девушкам, про мужиков важно знать: женат – не женат… Как будто: болен я чумой или нет… А вот представь себе: нет! Не болен! Не женат! А ты что, Марченко, хочешь предложить свою кандидатуру?
– Нет, Бритвин, совершенно не хочу, – спокойно и очень серьезно ответила Женя.
– Вот! – Он воздел указательный палец. – Именно поэтому я к тебе и приехал. Должны же быть у человека просто друзья, правильно? Безо всякого там сексу… Те люди, с кем можно поболтать… Душу, так сказать, излить…
Женя всегда считала, что мужики «просто болтают» и «изливают душу» в своих мужских компаниях. И делают это в особенных, специфических местах: на рыбалке, в бане, в баре… На языке у нее вертелось: «А что, Бритвин, у тебя, кроме меня, других друзей нет?» Однако она взглянула на него – и осеклась. Лицо Дмитрия выглядело столь беззащитным, а глаза – настолько несчастными, что Женя вдруг почувствовала: а ведь, пожалуй, у него и вправду нет друзей… Иначе бы он не поехал среди ночи к девушке-подчиненной. Ради того, чтобы излить душу. Или – для чего-то еще?
– Давай-давай, Марченко, выпьем, – сказал Бритвин. – За тебя… Чтоб ты жила долго, счастливо… И никогда не болела.
Он легко коснулся ее стакана – и опять одним махом выпил водку. Передернулся, поспешно заел маслиной. Откинулся на спинку стула. Минуту посидел с закрытыми глазами – словно прислушивался к себе.
Женя сделала два глотка мартини.
– А знаешь ли, Марченко, – вдруг сказал Дима, – что у меня есть дочь? Взрослая? Такая, как ты? Ну, или почти такая?..
«Дочь? – ошеломленно посмотрела на него Женя. – Моего возраста? А, собственно, почему нет? Диме, судя по всему, под сорок… Или даже за сорок… Вполне мог лет в двадцать сделать ребеночка… Только почему он о дочери раньше даже не упоминал?.. Ну, допустим, с ее мамашей они разошлись – это ясно… Это по нему видно… Ну, а дочка?.. Обычно мужики страсть как своими дочерьми гордятся… Хвастают ими направо и налево… Может, ее мамаша не дает им встречаться?..»
– Дочь? – с напускным равнодушием переспросила Женя (она решила, что именно такой тон в данном случае будет наиболее уместным). – А чего ж ты раньше ничего о ней не рассказывал?
– Вот, смотри. – Бритвин залез в карман пиджака, достал портмоне, выудил из секретного отделения маленькую черно-белую фотку. Протянул ее Жене. Фотография изображала девушку лет пятнадцати: в лесу, рядом с березкой… Стройная, красивая, юная… Милое, чуть капризное личико…
– Настоящая красавица, – убежденно проговорила Женя. – И на тебя похожа.
– Да-а, красавица, – с непонятным, слегка осуждающим выражением произнес Бритвин. Нахмурился, взял у Жени фото, спрятал назад в портмоне. – Давай с тобой еще выпьем.
– Эй, не слишком ли ты спешишь? Возьми вон лучше салатик, закуси.
– Может, я хочу напиться? – агрессивно проговорил Бритвин. – И забыться? – Он налил себе еще водки. – И ничего не помнить? – Задумчиво нацепил на вилку салата, пожевал, а потом почти выкрикнул: – И вообще – не жить!
«Ну, вот, дождалась, – досадливо подумала Женя. – Начинаются пьяные откровения».
– Что-нибудь случилось, Дима? – участливо спросила она.
– Случилось, – мрачно ответил он. Налил себе еще водки, отхлебнул.
– С дочкой? – столь же спокойно поинтересовалась Женя.
– С ней.
– Если расскажешь – тебе станет легче?
– Не знаю. Наверно. Возможно, мне станет легче. А ей – легче уже не станет. Нет, не так: вряд ли станет… Ты знаешь: я ведь, как дурак, надеялся… До последнего момента… И сейчас надеюсь… Бывают ведь же случаи, что…
Он не договорил, махнул рукой и влил в себя еще один фужер водки – третий за вечер.
Женя отхлебнула мартини. Она старалась не опьянеть. Если что, с Бритвиным она, конечно, справится… Да и вряд ли ей сегодня с его стороны что-то угрожает. Но, наверно, она теперь до конца жизни рядом с мужчинами будет контролировать себя.
– Женщины вообще болтушки… – задумчиво продолжил Бритвин. – Не знаю, почему я тебе это рассказываю… Только если об этом кто узнает… Если кто узнает – мне хана… Так что ты помни об этом, Женька, если вдруг решишь потрепаться…
Он опять закурил, наполнив кухню ароматом ментоловых сигарет.
– Верке моей уже восемнадцать… – проговорил он, прикрыв глаза. – Представляешь, восемнадцать… Я уже старый, Женя… Мы ее еще в институте родили, на последнем курсе… Женился я тогда… Но жена моя первая и последняя, маманя Верки, сучкой, скажу я тебе, оказалась первостатейной. Дурак я был, молодой… Влюбился, и все такое… Истеричка, гадина, стерва, пижонка! Ты знаешь, Жень, мы развелись через два года – и вот, хочешь верь, хочешь нет: ни капли сожалений. До сих пор… Ни единого светлого воспоминания об этой… супруге, блин… Ни вспоминать, ни видеть ее не хочу! И не могу. Такая сука! Она ж еще, вдобавок, Верку нашу бросила… На нас… Ну, на меня с матерью… Но вот об этом я как раз не жалею… Нисколько не жалею… Сам я Верушку купал, и кормил ее, и больничный брал, когда она простужалась или там у нее ветрянка была. И в школу Верку мы вдвоем с мамой в первый класс повели…
Бритвин умолк. Женя по опыту знала, что мужские исповеди лучше наводящими вопросами не прерывать, рассказчика не торопить – поэтому сидела тихо, как мышка.
– Но это все фигня… – продолжил Бритвин. – Лирика… Короче, вырастили мы с моей мамой нашу Верку… Поступили ее в институт… Все при ней: умница, красавица… Нежная, смышленая… Все – было… А теперь…
Дмитрий с пьяной безнадежностью махнул рукой.
– Что случилось-то? – не выдержала Женя. – Она что – заболела?
– Да… Заболела… – пьяновато усмехнулся Бритвин. – Еще как заболела… Она наркоманка, Женя.