Быстрее пули
Шрифт:
– Это вы все… по «жучку» прослушали? – спросил Каллиник.
– Ну не интервью же мне у него брать. На тему «Ваше хобби – уж не рыбалка ли?», – сказал Шульгин с легкой иронией. – Так что вам, Владимир Андреевич, представляется редкая возможность: задать все интересующие вас вопросы самому Фокееву. Безопасность мы обеспечим. Мария с вас глаз не спустит.
– Но, босс… – недоуменно начала я. Родион Потапович тут же перебил меня:
– Да, я сам говорил, что Владимиру Андреевичу не стоит светиться на людях. Но сейчас – совсем другое дело. Помнится, Шерлок Холмс, приказывая сэру Генри отпустить конный экипаж и
Каллиник провел ладонью по вспотевшему лбу и наконец отозвался:
– Но вы хоть дадите мне оружие? На всякий случай.
– Какой разговор, – отозвался хозяин кабинета, – без проблем.
– А когда… когда вы планируете?..
– Тогда же, когда и господин Фокеев, – ответил Родион. – Я же не могу наведаться на его дачу без него. Тем более что я и не знаю, где его дача. Примерно где – узнал, а вот точно…
– Тогда я, с вашего позволения, поднимусь наверх, – сказал Каллиник, поднимаясь из-за стола.
– Только не вздумайте надевать на грудь и на спину мишени, – напутствовал его Родион Потапович.
Каллиник ретировался, а я тотчас же наклонилась к боссу и негромко произнесла:
– Что вы такое говорите, босс? Зачем нам нужен Каллиник, если можно обойтись без показательного марш-броска с его участием на фокеевскую дачу? А если Фокеев поедет на другой машине, с другим шофером и вообще…
– Не поедет он на другой машине, – сказал Родион. – Он со своим «Хаммером» ни за что не расстанется. Он его в спальню к себе загонял бы, если бы тот мог туда пролезть.
– И все-таки, Родион Потапович, я вас не понимаю.
– Ты, кажется, забыла, Мария, кто тут главный, – доброжелательно отозвался босс, но в его спокойной, властной уравновешенности прозвучали нетерпеливые повелительные нотки. – Я знаю, что делаю. Каллиник поедет с нами. Так надо, Мария.
Я подумала, что Шульгин чего-то явно недоговаривает. Нет, он все-таки докопался до чего-то, но предпочитает, чтобы я и Каллиник думали иначе. Я предприняла последнюю попытку выбить из Родиона что-то конкретное:
– Но…
– Так надо, Мария, – повторил он и отвернулся.
11
Григорий Анатольевич Фокеев, носивший также кличку Факир, сидел в кресле и смотрел порнографический фильм.
Надо сказать, Григорий Анатольевич ничем не оправдывал своей клички. Он получил ее только за то, что она была созвучна его фамилии. А, как известно, факир – это странствующий мусульманский монах, то есть дервиш. Второе значение – бродячий фокусник – более известно. Григорий же Анатольевич монахом не был, тем более мусульманским, а к религии имел только то отношение, что на Пасху, Рождество и Крещение ходил в церковь, где благополучно жертвовал «на храм» и истово осенял себя мобильным телефоном. А в прошлом году, отмечая Рождество, скинул с теплохода пьяного протоиерея одного из столичных соборов отца Иеронима за то, что святой отец порывался было исповедовать подружку Фокеева фотомодель Изабеллу в самом неподходящем для того месте. А именно – в солярии, где девица загорала в голом виде.
Рождество Фокеев отмечал на Средиземноморском побережье, так что не надо удивляться, что зимой он катался на теплоходе.
Фокусником Григорий Анатольевич тоже не был. Тем более – бродячим. И все-таки один фокус ему удался: однажды зацементировали его ноги коварные конкуренты и скинули с моста через Москву-реку, а Фокеев свалился на проходящий мимо катер, пробил его днище, сломал себе обе ноги и насмерть задавил владельца катера, но сумел-таки дотянуть до берега, где его уже поджидали менты из угро. Факир встретил их радостными криками и был немедленно водворен в тюремную больницу.
– Просто Гарри Гудини какой-то, – сказал по этому поводу главврач больницы, как раз читавший в этот момент биографию знаменитого американского иллюзиониста.
Внешность Григория Фокеева была весьма примечательна. Высокий, обманчиво тяжеловатый, но на деле необычайно ловкий и верткий. Голова была всегда коротко острижена, и из-под морщинистого лба и густых бровей на мир смотрели два разных глаза: один – пронзительный, наглый, чуть навыкате, ярко-голубой; второй – тусклый, безжизненный, стеклянно-серый. «Мутный, как прокисшая сперма», как любил самокритично выражаться по этому поводу сам Фокеев.
– Ну что, Леха, – сказал он сидящему чуть поодаль от него человеку, – что там у нас с этим родственничком, Вованом Каллиником? Нашел ты его?
– Нет, – хмуро сказал тот. – Его нигде нет. Как сквозь землю провалился. Но есть у меня одна мысль.
– Какая? – нетерпеливо спросил Факир.
– Что он у той бабы, которая была с ним в магазине. Продвинутая, ничего не скажешь. Вот только где ее, эту бабу, искать?
– Ну и Каллиник, мать его! – воскликнул Фокеев. – Ну что за трусливая сука! Сначала крутил со мной свои грязные делишки с этими ворованными машинами на заказ… потом подумал, что Рейн и Семин, которые в деле, могут почуять недоброе и быстро сдадут самого Каллиника, как отработанный шлак. Сориентировался, бляха-муха! Конечно, тут или они нас, или мы их, третьего не дано, но все-таки – так ссучиться, так слить своих старых корефанов! Ну и падла! Да еще думал, что сам увильнет. Не-е-ет – как говорится, доносчику первый кнут, а Семин и Рейн уже заподозрили, что Володя нечист на руку, и прошляпили его… Так, Леха?
Киллер молчал.
– Жалко, я сам не видел, как он там в ресторане стишки читал! – продолжал Фокеев. – Говорят, напился, как скотина, со страху и еще оттого, что понял: тем, что Борьку с Семиным сдал, себя все равно не спас. Мне Лилька рассказывала, что он мишени себе на грудь прицепил… чуть не плакал. Дерьмо! Ты что молчишь, а?
– Да так, – отозвался тот. – Горе у меня.
– Горе? – встрепенулся Фокеев. – Горе? А что, я твоему горю никак пособить не могу?
– Нет. Лильку убили. Или сама.
– Что-о-о-о?! – взревел Факир. – Убили? Как – убили? Кто убил?
– А кто его знает? Бабка ее сказала, что Лилька сама из окна выкинулась. Только не верю я ей, бабке, что-то.
– Но ведь я только вчера с ней по телефону говорил, – сказал Фокеев. – Нет, ну это надо же! Да-а-а. Ладно, – он протянул руку и массивной ладонью, более похожей на ласт моржа, хлопнул Алексея по плечу, – ничего, братан. Хорошая девка была, ничего не скажешь. Но все мы там будем – рано или поздно. Я уже вот раз пять одной ногой туда заступал, но пока что всякий раз удавалось выкарабкиваться.