Быстрый и мертвый

Ламур Луис

Несколько минут он сидел на камнях под дождем, затем, опираясь на винтовку и палку, поднялся на ноги. Постоял, качаясь от слабости и пытаясь сориентироваться, где он. Глаза уловили слабый огонек костра… до него было несколько сот ярдов: это, без сомнения, лагерь Шеббитта. Шатаясь, Воллиен сделал дюжину шагов по скале, прежде чем сойти с нее, потом преодолел еще одну голую скалу, дальше путь ему преградило длинное бревно, он обошел его. Было мокро, И кора могла бы в некоторых местах отслоиться, а это дало бы Гурону такой знак, по которому тот запросто вышел бы на

его следы в этой смертельной погоне. Кон заставлял себя идти вперед. Дважды падал. После второго падения несколько сот ярдов полз, потом все-таки с трудом поднялся. Добравшись до места, где оставил лошадь, он обнаружил, что ее нет.

Сук, к которому Кон привязал лошадь, был сломан. Вероятно, животное чего-то испугалось — может быть, волка — и убежало.

Воллиен не стал бессмысленно сетовать на невезение. Он стоял, обдумывая сложившееся положение, ибо многое зависело от того, что он предпримет дальше.

Бандиты не знают, что его лошадь убежала. Они найдут его следы и следы его лошади и сделают вывод, что он сел на нее и ускакал. Держась за куст, он стащил сапоги, отрезал полоску от полы своей кожаной рубахи, связал их и перекинул через плечо.

Воллиен двинулся дальше. Ничего другого не осталось. Не идти же к Маккаскелам, да и фургон их был теперь далеко — примерно миля в противоположном направлении.

Его осенила мысль. Он пойдет к индейцам. Он примерно представлял себе, где находится их лагерь, и двинулся туда.

Дальнейший путь превратился в сплошной кошмар. Воллиен не прошел и пятидесяти шагов, как споткнулся и упал в яму, при этом палка куда-то пропала, но винтовку он сжимал крепко. Сколько времени он там пролежал и как смог тронуться дальше, осталось за границами сознания.

Он потерял много крови. У него начался бред и лихорадка. В полном изнеможении он шел, спотыкался, шатался, падал, лежал на мокрой траве, вставал и снова шел. Продирался сквозь деревья и кусты, падал в ямы, выкарабкивался, снова падал и полз.

Мох от раны отстал, и он приложил траву.

Воллиен помнил, как лежал на траве, солнце припекало спину. Помнил, как чьи-то руки помогли ему встать. Кто-то пытался взять у него винтовку, и он вцепился, не отпуская ее. Хотели снять с него оружейный пояс, и он отталкивал чужие руки. Потом упал на колени и погрузился в глубокое забытье.

Очнулся Воллиен от удушья. Сознание вернулось к нему, он прислушался. Его несли. Он лежал на наклонной плоскости, завернутый во что-то грубое и вонючее. Пальцами он нащупал свой оружейный пояс, слегка повернул голову и щекой коснулся холодного ствола своей винтовки.

Воллиен лежал на индейской повозке, завернутый в бизонью шкуру, покрывавшую типи. Значит, он у индейцев, и его куда-то везли. По какой-то причине его прятали.

Внезапно лошадь, которая тащила повозку, резко остановилась, отпрянула назад и замерла. Послышался топот несущихся галопом лошадей. Потом грубый голос… Это был голос Айка Мэнтла:

— Эй, индейцы, вы не видали раненого белого человека? Мы охотимся за ним.

— Не видеть.

— Не врите, индейцы!

— Айк! Заткнись,

черт бы тебя побрал! Вон у того большого индюка винтовка лежит поперек седла и нацелена прямо в тебя! Уймись.

— Почему? Их же только шестеро, и они…

— Их восемь, — сказал Гурон спокойно. — Где-то еще двое.

С минуту было тихо.

— Мы охотимся за плохим белым человеком, — сказал Док Шеббитт. — Найдите его, убейте и привезите нам, понятно?

Никто не ответил.

— Мне хочется их встряхнуть, — сказал Айк сердито. — Что в тех узлах? Что на повозке?

— Это их жилище, Айк, — пояснил Пэрди. — Снаряжение, которое они перевозят с места на место. Черт возьми, если уж тебе так нужен тот тип, поохотимся за ним, но нет смысла начинать войну с индюками. Мы справимся с ними, но потеряем при этом двоих-троих своих, одним из них можем оказаться ты или я.

Ред Хил повернул своего коня.

— Поехали! — сказал он резко. — Плевать на него, давайте лучше найдем ту бабу.

— У тебя все мысли только об этой женщине, — сказал Бустер.

Воллиен услышал скрип седла, цокот копыт поворачивающейся лошади.

— О чем мои мысли, не твое дело! Чего тебе надо?

— О, Ред! Я пошутил! Забудь об этом.

— Хотелось бы мне знать, — заговорил вдруг Доббс, — что случилось с Бостоном? Не в его духе — уезжать без причины.

— Может, он подумал, что сумеет найти того типа, — ответил Бустер. — Он оседлал лошадь спозаранку и удрал. Сказал, что у него предчувствие.

— Кто-то стрелял как раз на рассвете, на севере.

— Я не слышал никакого выстрела, — сказал Шеббитт раздраженно. — Может, стрелял кто-нибудь из этих индейцев.

Кон Воллиен лежал очень тихо, прислушиваясь к голосам, замирающим вдали вместе с топотом лошадиных копыт.

Бостон Пенгман уехал, бандиты слышали выстрел… Воллиен сморщился, силясь вспомнить. Что-то смутно маячило в памяти. Он полез за револьвером, с трудом вытащил его из кобуры, прокрутил барабан. Два гнезда были пусты, а ведь он всегда сразу перезаряжает.

Засунув револьвер обратно, он расслабился. Индейцы снова двинулись в путь.

Вечером они вытащили Воллиена из кожаного кокона и положили в низком кустарнике поблизости от своего лагеря. Ему принесли бульон из телятины, и одна из индианок, осмотрев его рану, промыла ее каким-то раствором. Он ощутил успокаивающее действие теплой воды, рана саднила меньше. Затем женщина положила на ногу припарку и оставила его в покое.

Воллиен лежал в темноте, наблюдая за передвижением людей вокруг костра, но никто к нему больше не подходил, казалось, индейцы забыли о его существовании. Он понял, почему они себя так вели. Индейцы подозревали, что за ними следят, и хотели, чтобы Шеббитт и его дружки ничего не заметили и не заподозрили. Около полуночи снова пришла женщина и принесла чашку бульона и кофе, чересчур сладкий. Она посидела возле него, пока он ел, один раз положила ему на лоб руку, но не сказала ни слова и покачала головой, когда он попытался с ней заговорить. На рассвете его снова завернули в шкуру и привязали к повозке.