Быть драконом

Воронина Тамара

– А я пару лет назад помирил двух королей, – улыбнулся он. – До сих пор не верится. Может, до войны бы у них и не дошло, но мне нравится думать, что я предотвратил войну.

– Мирить крестьян труднее. Короли понимают, что видят дракона, а крестьяне – нет. Крестьяне могут дракону и морду набить в пылу ссоры.

– Это вряд ли! Я, оказывается, такой верткий, – снова засмеялся Диль.

А лет десять назад ты остановил войну, которую мы благополучно прошляпили и готовились уже к долгим переговорам, чтоб хотя бы свести потери к минимуму. А ты просто приземлился на поле боя между готовыми к битве армиями, минутку покрасовался с распростертыми крыльями, а потом принял облик человека. И солдаты побросали оружие, а ты ужасно смутился

и очень расстроился, когда подумал, что сделали они это от страха перед драконьим огнем. Когда понял, что страх движет людьми куда чаще, чем доброта. Ничего. Мы все это проходили. И все это делали. И когда тебе будет хотя бы лет сто, ты станешь осторожнее и мудрее. Драконы тоже совершают ошибки, порой непоправимые. Быть драконом ничуть не легче, чем быть человеком.

– Пятнадцать лет, – задумчиво проговорил Диль. – Уже пятнадцать. День был солнечный и очень ясный. Я не понимал, кто я и где я. Посмотрел на себя – чешуя, лапы, крылья… Даже не испугался. Потоптался на месте, сделал несколько шагов – чуть не упал, крыльями взмахнул для равновесия – и взлетел. Опять не испугался, но быстренько вернулся на траву. Она была такая мягкая, я это даже сквозь броню чувствовал. А потом смотрю – летит. Я снова не испугался, понял, что я такой же. Он подошел ближе – и стал человеком. Я подумал – и тоже стал.

То же самое. Совершенно то же самое. Солнечный день – там всегда солнце. Мы всегда появляемся в одном и том же месте. Густая и очень мягкая трава. Первые неуверенные шаги и первый краткий полет. Саф.

– Я рад, что ты мой друг, – очень серьезно сказал Диль. – Не смейся. Я знаю, что все мы братья, все дороги мне, но с тобой как-то иначе. С тобой я могу говорить обо всем. Нет ограничений. Это глупо?

– Наверное, – потянулся Франк, – и мы – два глупца. Ты ж не считаешь, что драконы лишены права на дружбу?

– У тебя есть друзья среди людей?

– Есть. Один. И раньше тоже были. Они умирают, Диль, и с каждым из нас случается… стараться не заводить друзей, избегать долгих связей, избегать любви.

– Это неправильно?

– Неправильно, – убежденно сказал Франк. И пусть больно смотреть, как меняются твои друзья и еще больнее понимать, что осталось им не так долго, а у тебя впереди вечность…

Он нечасто навещал Илема. Доктора Илема Реллу. Фамилию они придумывали вместе: наугад выбрали несколько букв и хохотали, собирая их в слово: Арелл им показалось претенциозно, Ларел – очень уж женски, Еллар – глупо, вот и оставили забавное Релла. Забавное, но похожее на Ванрел. Конечно, об этом они не говорили. За эти пятнадцать лет они ни разу не говорили о Диле. Ни разу не говорили о миссии. Илем даже судьбой Лири не интересовался… впрочем, зачем ему, он читал газеты и хроники, слушал рассказы приезжих и наверняка знал, что королева Лирия Кандийская весьма умело правит своим вспыльчивым мужем Райгуном и весьма неплохо воспитывает их четверых детей. И что в народе ее любят, потому что справедлива и добра, однако все равно считают причиной войны.

Однажды он едва не потерял Илема, причем узнал об этом случайно, от тетушки, которая следила за порядком в его холостяцком жилище. Стало хозяину однажды плохо, так плохо, что лекари опустили руки, хозяин уж и не вставал, когда вдруг появился еще один, старый уже, и лекарство дал. Крохотный такой флакончик. Буквально несколько синих капель. И доктор Илем смог вернуться к своим студентам – уж как они его любят, сказать нельзя, хоть и суров он, и язвителен. «Сандурен?» – спросил тогда Франк. «Сандурен», – кивнул Илем. Маг отдал еще пять лет. Зачем? Он не мог рассчитывать задобрить дракона – незачем. Драконы не мстят.

Очень хотелось сказать ему о Диле. И не поворачивался язык. Илем лучше любого другого человека понимал, что быть драконом не так просто.

Лири он тоже нанес пару визитов, в основном чтоб не дать Райгуну забыться. Лири изменилась куда больше,

чем Илем, у того разве что морщины появились да румянец исчез напрочь, а королева Лирия располнела, похорошела, считалась красивой и мудрой, к ней шли за судом и беспрекословно подчинялись. С Франком она говорила неохотно, отводила глаза, и он не стал навязываться. Она выбрала свой путь, и пусть им и следует.

Ори и Кая постепенно забывали. Особенно Ори. У орков не было письменности, а в устных преданиях он как-то не задержался. Ра Кайен же стал персонажем хроник. Одним из героев, о которых все знают, но никогда не думают. А вот формула Бирама Крадена произвела переворот в науке – такая вот ирония судьбы. Хантела Феретиса словно и не существовало никогда.

Как и Дильмара Ванрела.

Дракон по имени Диль любовался холодным северным морем, крутя на пальце кольцо Кая, и на лице его была такая знакомая немного застенчивая улыбка.

– Мне нравится быть драконом, – смущенно признался он. – Нравится иметь возможность сделать хоть что-то хорошее.

Иметь возможность, да. Защищая человека, защищаешь целый мир.

Даже если для этого нужно шагнуть в бездну.

* * *

– У тебя снова вопросы, Франк?

– Я надоел?

– Что за глупости? Спрашивай.

– Сколько тебе лет?

– С точностью до тысячелетия устроит? – пошутил Саф. – Я понимаю, что ты хочешь узнать. Я не старейший. Я первый. И меня никто не встречал.

– Значит, с тебя все и началось.

– Тогда меня звали Сареф.

Людская молва – удивительная вещь. Сарефское зло – эффектно звучит. Мне даже пришлось сменить собственное имя, чтобы не видеть недоумения во взглядах. Нет, Франк, я не был причиной появления этой бреши. Просто ее связали со мной.

И да, я помню себя человеком. Только я, и потому что я был первым. Мы были первыми. Первая семерка… Мы были знаменитостями… каждый у себя. Тиледом владел дух бродяжничества, хотя он считал, будто ищет истину – и находил. Далет в качестве развлечения таскал мелочи из лавок и страшно гордился тем, что его ни разу не поймали, а все остальное время разрабатывал модель справедливого общества и старался претворить ее в жизнь. Кааррел не вылезал из лаборатории, все надеялся осчастливить человечество эликсиром жизни. Партам еще в юности надел белый плащ рыцаря-хранителя… не буду ударяться в очень уж глубокие экскурсы в древность, но был в ту пору один артефакт, считалось, что его потеряли боги, силы он был неимоверной, потому и решено было хранить его подальше от людей и честно ждать, пока растеряхи вспомнят об утрате. Сиарат прославился тем, что организовал торговцев в гидьдию и требовал от них неукоснительного соблюдения правил, и как ни странно, это оказалось выгоднее. Я всю жизнь не выпускал из рук меча, стараясь служить праведному делу. А Денайя… Принцесса Денайя была совестью мира, если так можно сказать.

Нам было лет по тридцать пять, когда впервые открылась брешь. Сначала ползли слухи, потом пришли вести о панике, о монстрах, выходящих из пещеры и рвущих людей на части.

Нам всем захотелось сделать нечто реальное, нужное не отдельным людям, но всему человечеству. И мы отправились к Серым горам. Уроженцы семи разных городов.

Это была эра магии, Франк. И мы были магами… разными. Я – самым слабым, Денайя – величайшей из великих. И очень редко использовала свой дар.

До предгорий мы добрались легко и встретились только там. Потоков беженцев мы уже не застали, долину заполонили твари бездны, и мы дрались, дрались и дрались… Денайя определила направление, и мы ломились вперед, теряя одного за другим. Мы не останавливались, чтобы похоронить погибших. Не сомневались, что погибнем тоже. Мы не знали, что будем делать, когда доберемся до места, надеялись только на Денайю, и берегли в основном Денайю. Наверное, мы все были в нее немножко влюблены. Не помню.