Быть котом
Шрифт:
Но слова его не возымели никакого действия — даже на папу, который, положив ему руку на плечо, сказал:
— Барни, иногда решение, которое кажется плохим, на самом деле оказывается самым лучшим.
— Но как мы с тобой будем видеться?
— Будем встречаться по воскресеньям. Ходить куда-нибудь вместе.
Но Барни это не впечатлило. Они и так ходили куда-нибудь вместе по воскресеньям. Проблема была в понедельниках, вторниках, средах, четвергах, пятницах и субботах. И отсутствие дома папы явно не способствовало ее решению. Теперь Барни ловил себя на том, что скучает
Так прошло около года.
Все воскресенья он проводил с папой, который изо всех сил старался развлечь его, таская по зоопаркам, паркам аттракционов и футбольным матчам, чего раньше никогда не делал.
— Ну как, тебе было весело? — неизменно спрашивал папа в конце дня.
— Да, — отвечал Барни, и иногда это и правда было так. Но одного дня веселья было недостаточно, чтобы возместить шесть дней тоски.
Поддельный Барни
Барни ждал, уткнувшись носом в лодыжки Риссы. Она взглянула вниз и улыбнулась той же бессмысленной улыбкой.
Как доказать ей, что он — это он?
— Ах, ты еще здесь… — пробормотала она.
Барни вдруг ощутил внутри себя странную вибрацию, как будто откуда-то изнутри поднимались теплые пузырьки. Да он же мурлычет! Вот странно, ведь он совсем не чувствует себя счастливым. Каким угодно, только не счастливым. Однако он мурлыкал — и так громко, что это напоминало шум дрели. Потому что мурлыканье — эта величайшая загадка, которая уже много веков ставит ученых в тупик («Проверим гортань! — Нет, это где-то в другом месте!») — не имеет никакого отношения к удовольствию или радости. Это просто волшебство. И звук мурлыканья — это звук самого волшебства. Или, скорее, звук волшебства, ставшего реальностью.
Дверь открылась. На пороге стояла мама. Он ожидал увидеть ее бледной и встревоженной. Ведь ее сын потерялся! Но встревоженной мама не казалась. Наоборот — она улыбалась.
— Привет, Рисса, — сказала она. — Как дела?
— Хорошо, спасибо, миссис Ив. Барни уже собрался?
Вот оно.
Вот тот миг, в который они должны понять, что тут какая-то глобальная ошибка.
Сейчас мама скажет, что она ищет его все утро. Но нет. Она по-прежнему улыбалась.
Да, мама вела себя странно. Но то, что она потом сказала, не лезло уже ни в какие ворота.
— Да, — сказала она. — Он сейчас спустится. Барни! Барни! Рисса пришла!
Что за чушь?
Барни ниоткуда не спускался.
Он не мог спускаться.
Он стоял здесь, на крыльце.
Однако через пару секунд Барни увидел, как кто-то выходит из темного коридора.
Кто-то, одетый в школьную форму Барни.
Этот кто-то шагнул за порог, и лицо его осветило солнце.
Лицо мальчишки лет двенадцати.
С веснушками.
С кудрявыми волосами и слегка торчащими ушами.
Барни было знакомо это лицо.
Это лицо он каждый божий день видел в зеркале.
Его
И этот поддельный Барни взглянул вниз на Барни настоящего и одними глазами сказал ему: «Я все знаю. Я знаю, что ты — это я, а я — это ты. Ты сам этого хотел».
— Привет, Барни, — сказала Рисса.
Поддельный Барни, не сказав ни слова, спустился с крыльца и пошел по дороге. Рисса, несколько растерявшись, двинулась следом.
Барни — настоящий Барни — не знал, что делать. Поэтому какое-то время он не делал ничего. Затем дверь с грохотом захлопнулась, и этот звук вернул Барни в чувство.
Он кинулся вслед за Риссой.
— Сегодня ночью небо было просто потрясающим, — говорила Рисса. — Я видела Большую Медведицу! И Малую Медведицу тоже!
Поддельный Барни выглядел весьма озадаченно.
— Ну, что мама сказала про письмо?
Ответа она не получила.
— Барни? С тобой все хорошо? Ты… не знаю… как будто где-то не здесь. Это из-за мисс Хлыстер?
И в этот миг…
Поддельный Барни вдруг бросился бежать со всех ног. Добежав до конца улицы, он кинулся в переулок Марлоу.
— Барни? — кричала Рисса. — Что с тобой? Это из-за того, что я спросила про мисс Хлыстер?
Поддельный Барни ничего ей не ответил и не сбавил шага, и тогда Барни настоящий бросился за ним в погоню со всей скоростью своих коротеньких ножек.
Кошачья лепешка
Позвольте дать вам совет:
Если вы когда-нибудь превратитесь в кошку — а вероятность этого не так мала, как вам кажется (по последним оценкам, примерно один к пяти тысячам), — постарайтесь как можно меньше думать.
Я имею в виду, не думайте «А как мне мурлыкать?», потому что тогда у вас ничего не получится. И ни в коем случае — ни в коем случае! — не думайте: «А интересно, как бегают кошки?», потому что тогда вам придется нелегко. Так же нелегко, как Барни, который бежал по переулку Марлоу, пытаясь найти правильный ритм — передней левой, задней правой, передней правой, задней левой — и стараясь перестать ударяться головой о тротуар.
И все это время другой Барни — с его телом, волосами, школьной сумкой — убегал от него все дальше. И когда Барни наконец перестал размышлять о технике кошачьего бега и просто побежал, как обычная кошка, было уже слишком поздно.
Поддельный Барни растворился в толпе школьников на остановке. В толпе этой виднелась фигура Гэвина Игла.
— О, Ив! — закричал он мальчику, которого принимал за Барни. — Ты куда идешь, придурок?
Гэвин замолчал, увидев на тротуаре Барни настоящего. Точнее, его пушистую четвероногую разновидность.
— Это что?.. — произнес другой голос. Голос одного из дружков Гэвина.
Не успел Барни опомниться, как что-то тяжелое с размаху ударило его в живот — ему показалось, что в него врезалась большая лодка. Но это была не лодка. Это был ботинок. Ботинок Гэвина. Вслед Барни, взмывшему в воздух и упавшему на дорогу, раздался мерзкий хохот.