Быть Мад
Шрифт:
Натан решил, что новости о родителях, которые давно погибли, разбудила мои старые сиротские раны, поэтому не приставал ко мне с избыточной нежностью, налил мне чаю и ушел спать в свою спальню, оставив меня одну в гостиной.
– Тебе, наверное, нужно побыть наедине с собой, подумать о них.
Признаюсь, я не в первый раз использовала родителей с такими целями. Люди, у которых были и есть родители обычно чувствуют себя неловко рядом с теми, у кого их нет. Стараются как бы извиниться за то, что им дано совершенно безвозмездно и чего я всегда была лишена. Им всегда немного стыдно, а это можно использовать как угодно.
В реальности же
В конце концов, что из того, что я уже прочла, я могла видеть? В три года ребенок уже ходит, говорит, испытывает привязанность, у него есть любимые игрушки. Что будет, если у него на глазах умрет мать? Умрет так мучительно, как я прочла. Я знала и не знала ответ.
В детстве, когда меня поглощали обиды, когда я чувствовала себя одиноко или болела, мне хотелось, чтобы рядом были добрые, умные и понимающие мама и папа, которые поддержали бы меня, помогли бы советом. Но положа руку на сердце, это мечты об идеальных отношениях, которые с моими настоящими родителями могли никогда не состояться. Судя по некоторым новостям, хорошо, что мы не были по-настоящему знакомы.
Все-таки то, что шокирующая история могла иметь непосредственное отношение ко мне, заставляло мысли в голове кружить каруселью. Нужно было что-то покрепче чая. Я пробралась на кухню и достала початую бутылку виски. Стараясь не вдыхать, выпила половину бокала почти залпом и, уставившись на бассейн во дворе Натана в окне, стала ждать изменений в сознании. Больше всего хотелось выбросить все из головы хотя бы на время и уснуть, но полбокала с этой задачей никак не справлялись.
Ближе к концу бутылки я стала замечать на дне странный осадок. Остальные воспоминания поглотил дружелюбный диван Натана.
Я проснулась от ударов по голове. Нет, меня никто не бил, но перманентный шум врывался мне прямиком в мозг. Я не сразу поняла, где нахожусь. Каждое веко, казалось, весило килограмма два, и я еле смогла продрать глаза.
В гостиной Натана я была по-прежнему одна. Грохот, разбудивший меня, раздавался сверху, из спальни. Динамики стереосистемы нечленораздельно кричали – музыка, под которую он тренировался по утрам. Чтобы не беспокоить соседей, Натан установил в комнате звукоизоляцию. Работало это примерно так. Раньше во время его тренировок могло показаться, что на голову вам надели жестяной котел и со всей дури лупят по нему ломом. Теперь же котел обернули меховой горжеткой. Натану казалось, что расходы того стоили.
Я попыталась укутать голову в плед, но не слышать музыку и дышать одновременно стало невозможно. Я вяло сползла с дивана и пошла варить кофе.
Первый же глоток вернул мозг на место. Несмотря на то, что за прошедшие сутки случилось много того, что еще не до конца улеглось в моей голове, в которой уверенно плескался вчерашний виски, план на день наметился моментально и требовал немедленного исполнения.
Я очень тихо прополоскала рот водой, на магнитной доске холодильника нацарапала Натану пару слов на прощание и сбежала самым бестактным образом.
Глава 5
В ближайшем кафе я взяла божественно горячий завтрак, лучший в мире кофе и решилась наконец проверить телефон.
Как ни странно, тетя Зоуи мне не писала. Дядя Том ответил накануне, что в любое время будет ждать меня дома (святой дядя Том). Джей Си спрашивал, как дела и приглашал к себе. Простое “ОК” в ответ значило бы открыть ящик Пандоры, поэтому я включила в телефоне режим полета и с воодушевлением принялась за еду: фактически я не ела около суток.
Прежде всего я решила уволиться.
Удивительно, насколько просто и естественно эта мысль пришла мне в голову. Ведь мне казалось, что я люблю свою работу, что она действительно нужна мне, что она делает меня мной. Но как только я поняла, что могу не проводить в крохотном офисе 8 часов 5 дней в неделю, я словно сняла с ног кандалы и готова была кинуться наутек, не разбирая дороги.
Не только о работе я так подумала… Но другие мысли я пока гнала от себя.
На день рождения я всегда брала небольшой отпуск: даже если празднования никакого не планировалось, я предпочитала просидеть день дома, нежели выслушивать формальные поздравления коллег, поэтому в офис мне не нужно было спешить. Едва ли мое отсутствие заметили бы, летом жизнь немного затухала, коллеги уходили в творческую работу, не требующую жестких сроков и строгой отчетности.
Сколько я себя помню, тетя Зоуи пыталась найти во мне хоть какой-нибудь талант. Что я только не испробовала в детстве. Разумеется, мы начали с фортепиано, играть на котором меня учила сама тетя. Осознав, что великой пианисткой мне не стать, Зоуи решила перепробовать другие виды искусств. Я пыталась танцевать – от хип-хопа до классического балета, от чечетки до ирландского народного танца. Напрасный труд, в солистки меня не ставили, хореографы моих талантов упорно не замечали, и я перешла к лепке. Тут все оказалось еще хуже посредственного: скульптура определенно не была создана для моих рук. Мой сценический опыт в роли певицы или актрисы заканчивался хором и массовкой.
В отчаянии Зоуи наняла мне учителя рисования, что коренным образом изменило ход моей истории. Полная и добродушная миссис Тельман учила меня рисовать с ничем не объяснимой любовью, а я вполне объяснимо любила ее. Ни до, ни после я не встречала людей с таким большим сердцем, веселым нравом и бездонными коровьими глазами, в которых была вся нежность мира, передаваемая через объятия ее больших, сильных рук. Она давала мне что-то больше, чем умение пользоваться кисточками и карандашами.
Придя впервые в дом тети Зоуи походкой утки, готовой подарить мастер-шефу отличное фуа-гра, она протянула мне руку для знакомства, от чего я опешила. Мне было всего десять, но никто никогда не протягивал мне руки не снисходительно, как взрослые детям, а серьезно и свободно, как равной.
– Зови меня миссис Тельман. А как я могу звать тебя?
– Ма-а-ад, – проблеяла я.
Она звонко хлопнула в ладоши и деловито огляделась.
– Окей, Мад, порисуем? Какая у тебя любимая книга?
Я стала соляным столбом. Никого это никогда не интересовало, как и все остальное, связанное со мной. Кому какое дело, что Мад читает, о чем она думает, дружит ли она с кем-то в школе, какая песня у нее играет третий день в голове, какое платье она хочет на весенний бал, а какой мальчик всегда обижает ее в классе? Но очень скоро я узнала, что миссис Тельман интересно все обо мне и она не прочь рассказать все о себе. Любая ерунда становилась для нее поводом к смешной или поучительной истории.