Быть Руси под княгиней-христианкой
Шрифт:
Свенельд молчал, не зная, что ответить. Конечно, ему приходилось делать женщинам подарки за полученное от них наслаждение, однако они всегда получали то, что считал нужным дать им он сам. Краса же не только ставила ему свои условия, но и требовала от него то, с чем он не собирался расставаться, а тем более дарить. Для него, самолюбивого и гордого викинга-воеводы, уступить пожеланиям женщины было бы унижением, и он в ответ на подобное предложение без раздумий презрительно рассмеялся бы в лицо любой из них... кроме Красы. Но стоит ли даже её любовь тех прекрасных украшений, красивее которых он не видел за всю свою жизнь?
— Славный витязь, ты слишком долго раздумываешь, — раздался голос девы. — Неужто несколько блестящих женских побрякушек, которые втайне от всех носишь в бархатном мешочке, для тебя, отважного воина и прославленного воеводы, дороже всего на свете,
Краса сделала шаг к Свенельду, взяла его правую руку, стала ласкать его ладонью свои груди.
— Чувствуешь, как упруги они и как шелковиста их кожа? Смотри, как жаждут они твоих прикосновений, а набухшие от переполнившей их любви соски сами тянутся к твоим губам. А разве не сладки мои уста и не пьянят мои поцелуи, словно вино?
Она встала на цыпочки, отпустила руку Свенельда, нагнула к себе голову воеводы и прильнула к губам. После долгого поцелуя оттолкнула его голову, сбросила с груди его ладонь, шагнула назад.
— Но разве это всё, чем ты сможешь обладать и наслаждаться, славный витязь, если пообещаешь подарить мне украшения с яхонтами, если сочтёшь, что моя любовь достойна их? Отчего же ты раздумываешь, ежели проигравшей или обманутой стороной могу оказаться только я, но никак не ты? Решайся, покуда я не передумала.
— Я согласен, но сейчас драгоценностей со мной нет.
Свенельд не обманывал — отправляясь на великокняжеское застолье, он оставил бархатный мешочек с украшениями дома. Он знал, каким бывает во хмелю, и опасался, что сможет потерять их или, хуже того, начнёт хвастать ими, что, вполне естественно, вызовет вопросы о происхождении драгоценностей. Доставшаяся ему в одном из походов добыча? Но такие редкостные вещи надолго запомнили бы и другие участники похода, кроме того, такая добыча должна была доставаться великому князю, а не воеводам. Купил жене или дочерям? Однако весь Киев знал, что Свенельд не баловал подарками своих домашних, да и с какой стати ему таскать с собой и похваляться женскими украшениями? Поэтому предусмотрительный воевода решил на время расстаться с ними, спрятав в укромном месте на подворье.
— Знаю, — сказала дева. — Но разве долго возвратиться за ними в Киев и снова прискакать ко мне? А я за это время сварю другую ушицу, поскольку прежняя в костре.
— Застолье у великого князя продолжится после полудня, — ответил Свенельд. — Я первым покинул великого князя утром и, дабы не навлечь его гнев, должен присутствовать на продолжении пиршества. А оно, как обычно, завершится с рассветом.
— «Навлечь гнев», «обязан присутствовать», — с иронией произнесла Краса. — Славный витязь, ты зрелый муж, а рассуждаешь, как безусый отрок. Думаешь, великий князь заметил твоё отсутствие утром или станет интересоваться тобой на хмельную голову за вновь накрытым пиршественным столом? Зачем ты ему нужен? При нём постоянно находятся его нынешние любимчики — воеводы Ратибор и Асмус, с Кавказа прибыли его давнишние други-побратимы Микула и Рогдай, которые расскажут ему о вашем походе не меньше, чем ты, да и в правдивости их рассказа он не усомнится. Однако главное в другом — разве любовь или гнев великого князя значат что-либо в твоей судьбе? Ответь.
Дева перебросила растрёпанную Свенельдом косу из-за спины на грудь, принялась выплетать из неё ленты.
— Молчишь? Хорошо, тогда продолжу я. Ты хорошо знаешь, что на милости от великого князя тебе надеяться нечего, а потому вчера утром посетил великую княгиню и поднёс ей нежданный дар, который заставил её взглянуть на тебя новыми глазами. Твоё будущее отныне в руках великой княгини, а не её мужа Игоря, и вчера утром ты сделал верный и дальновидный шаг. Если считаешь, что я по младости лет заблуждаюсь, ступай продолжать застолье — я ни в чём не неволю тебя. Я сказала всё, что хотела, и теперь поступай, как считаешь нужным. До скорой встречи или навсегда прощай, славный витязь.
Свенельд плохо слушал деву: её долгий жаркий поцелуй, упругие груди, которые он только что ласкал, вызвали у него новый прилив страсти. Ему хотелось броситься к деве, сорвать с неё остатки одежды, подхватить на руки и заключить в объятья так, чтобы на сей раз она не смогла из них освободиться. Однако ноги словно приросли к земле и не повиновались ему, хуже того, внезапно, вопреки его желанию, они двинулись к выходу из затишка, образованного грядой валунов и склонов оврага. Свенельд прилагал все силы, чтобы остановиться и возвратиться к костру, но не слушавшие его ноги неудержимо влекли его через ручей на дно оврага, затем по тропке, в конце которой воеводу поджидали дружинники.
— В град, — зло бросил он, вскакивая в седло.
Всю дорогу до Киева перед взором воеводы стояла Краса, его губы продолжали гореть от её поцелуя, а дыхание становилось тяжёлым и прерывистым, едва он вспоминал нежную, шелковистую кожу её грудей. После въезда в город на перекрёстке двух дорог Свенельд придержал скакуна. Куда направиться — к великокняжескому терему или к себе домой? Пожалуй, куда бы ни лежал его дальнейший путь, вначале необходимо побывать на собственном подворье: вдруг в его отсутствие с бархатным мешочком в тайнике что-либо случилось?
С тайником всё обстояло благополучно, мешочек и его содержимое были на месте. Свенельд высыпал украшения на ладонь, разобрал на две кучки: одна искрилась огнём, другая отливала яркой зеленью. Поднеся ладонь к глазам, воевода не мог оторвать от неё глаз. Он всегда был равнодушен к драгоценностям, ценя в добыче превыше всего золотые монеты, цену которым он точно знал и способность коих творить почти невозможное в судьбе человека испытал не раз. Сам Свенельд носил две дорогие вещи — тяжёлую золотую воеводскую гривну [107] на груди и на безымянном пальце левой руки массивный золотой перстень с крупным чёрным гагатом [108] , камнем воинов, предохранявшим их от опасностей и дающим власть над злыми силами. Поэтому был удивлён, когда при дележе с Глебом захваченных у Эль-мерзебана драгоценностей внезапно испытал неудержимое влечение к этим женским украшениям. Это влечение было настолько сильным, что он, не торгуясь, отдал Глебу за каждый по полной горсти других драгоценностей, наполнив ими до половины лохматую шапку атамана. Желая позже разобраться в этом странном своём поступке и понять его, он смог найти единственное подходящее объяснение: он оставил украшения себе потому, что они будут прекрасным приданым его дочерям или удачным дополнением к иконам, которые он намерен поднести в дар великой княгине. Но чем чаще и дольше он любовался драгоценностями, тем больше они ему нравились, и мысль, что они могут стать приданым дочерей, вскоре была позабыта, а его попытка подарить их Ольге не удалась из-за охватившего его в этот миг оцепенения и начавшего звучать в ушах женского голоса с просьбой не делать этого. Может, это сама судьба распорядилась, чтобы он стал владельцем этих чудесных вещей, и не позволяет ему расстаться с ними? И если им не суждено было перейти в руки даже великой княгини, то не может быть и речи, чтобы их новой хозяйкой стала какая-то простолюдинка из Холодного оврага.
107
Гривны воеводские — серебряное или золотое украшение, надевавшееся на шею.
108
Гагат (греч. — чёрный янтарь) — чёрная амбра — твёрдый сорт каменного угля, который можно полировать.
Свенельд бросил очередной взгляд на кучку украшений с яхонтами и зажмурил глаза от их нестерпимого блеска. Когда открыл, драгоценностей не было, а вместо них ему с ладони улыбалась Краса: с чуть приоткрытыми устами, колышущейся в глубоком вырезе рубахи грудью, с его украшениями с яхонтами на шее, в ушах, на руках. Свенельд закрыл глаза свободной рукой, затряс головой, желая избавиться от наваждения, но когда вновь захотел увидеть драгоценности с яхонтами, опять его ждала встреча с Красой. На сей раз на её плечах едва держалась разорванная до пояса рубаха, грудь была обнажена, она с улыбкой поправляла на шее его ожерелье. Глаза девы сияли от счастья, сверкали в её ушах серьги, искрились на пальцах кольцо и перстень, снопами рассыпало розовые и красные лучи ожерелье. И тихий, ласковый голос девы проник в уши: «До скорой встречи или навсегда прощай, славный витязь».