Быть русским в России
Шрифт:
Но вот что любопытно, когда история, как правило, на обломках рухнувшей империи даёт шанс обретшему самостоятельность народу создать собственное государство, каждый лимитроф не прочь запереть в своих свежих границах несколько близлежащих племён, чьё точно такое же стремление к самоопределению вплоть до отделения воспринимается как злостный сепаратизм, достойный суровой кары. Не замечать эту двуликость этнического свободолюбия, очевидную при строительстве или демонтаже многонационального государства – то же самое, что мыть ноги в речке с пираньями.
Напомню, поляки, восставая против Российской империи, требовали не только национальной независимости, что отчасти справедливо, но и восстановления Речи Посполитой в границах XVIII века, куда входили бы и восточные Кресы – так они называли земли Киевской Руси, заселённые
Так появилась вольная Польша с суровым лицом «главного начальника государства», а точнее, диктатора Пилсудского, посадившего собственную жену по подозрению в шпионаже. Так что сажали не только «кремлёвских жён», как их назвала незабвенная Лариса Васильева. А благодаря проваленному наступлению Красной армии, «чуду на Висле», ответственность за которое делят Тухачевский и Будённый, Польша не только «не сгинела», но и вернула себе на двадцать лет Кресы и Вильно. Правда, литовцы от отчаяния захватили немецкий Мемель – Клайпеду, но это я так – к слову.
Если брать недавнюю историю, – как тут не помянуть Грузинскую ССР, занимавшую каюту люкс рядом с камбузом на ракетоносном танкере «Советский Союз». Давным-давно доедаемая соседями, державшими кастрированных грузинских царевичей у себя в качестве заложников, она умолила московского царя взять её под высокую руку, благодаря чему уцелела и потом «цвела за гранью дружеских штыков». После революции Грузия ненадолго обрела самостоятельность, но потом все-таки благодаря грузинским большевикам оказалась в составе СССР, хотя их склочный сепаратизм почти до Большого террора портил жизнь московскому руководству, а вспыльчивый Орджоникидзе однажды в ярости побил местных соратников. Разбиралась специальная комиссия и оправдала Серго: достали – собственную грузинскую Красную армию захотели! Впрочем, в ход пускали не только кнут, но и пряники. Кто бывал в советском Тбилиси, где спрашивать сдачу с рубля считалось неприличным, понимает, о чём я говорю.
Однажды на съезде писателей СССР в Кремле грузинская делегация покинула заседание, возмущённая публикацией в журнале «Наш современник» рассказа Виктора Астафьева «Ловля пескарей в Грузии». А ведь автор всего лишь с горькой иронией жителя скудного Русского Севера изобразил кичливое изобилие южной республики, достигнутое явно не за счёт самоотверженного труда.
На излёте советской власти к 300-летию Георгиевского трактата в Москве на Тишинской площади в знак вечной дружбы была воздвигнута по проекту поэта Андрея Вознесенского затейливая стела, словно сплетённая из кудрявых букв грузинского алфавита. В народе, точно предчувствуя скорые события, её прозвали «мечтой импотента». И вот в 1991 году Грузия со скандалом, хлопнув дверью, вышла из СССР, обвинив Россию в вековом попрании независимости гордого народа. Кстати, сказать, Москва, если не считать провокации с «сапёрными лопатками», не препятствовала самоопределению союзной республики: как говорится, насильно мил не будешь, хотя лишь за тот ущерб, какой нанесло исторической России предательство министра иностранных дел Шеварднадзе, они нам ещё лет триста должны платить контрибуцию цитрусовыми и сыром сулугуни. Но, учитывая вклад Сталина в нашу общую историю, так и быть: квиты. Можете считать это шуткой.
И что же? Едва «освободившись», Тбилиси начал действия против Абхазии и Южной Осетии, которые не захотели вместе с грузинами выходить из Союза. Имели право? Почему бы и нет, ведь и те и другие стали автономиями Грузинской ССР в результате прихотливой царской, а потом и советской межнациональной политики. Абхазия вообще была одной из равноправных республик, учреждавших СССР в 1922 году, и оказалась в составе Грузии лишь в 1931 году под давлением влиятельного Лаврентия Берии. Южная Осетия стала автономной областью только после кровавых столкновений и экспедиций, очень похожих на карательные. Оба народа явно испытывали к грузинам «отрицательную комплиментарность», если пользоваться термином Льва Гумилёва, и предпочитали после развала единого государства остаться с Россией. И что? Тбилиси воспринял это как мятеж и предательство. Началась война. Жестокая. За что? А за то, чтобы наша свобода не стала вашей свободой. Я не люблю, ей-богу, «дракономанию» наших либеральных интеллигентов, но тут шварцевская аллегория работает на все сто процентов. Борцы за общечеловеческие ценности боялись, что разрубленное на куски розовое тело имперского дракона, политое мёртвой водой русского шовинизма, ожив, снова закогтит несчастных «узников матрёшки» и начнёт изрыгать во все стороны напалм. Но оказалось, некоторые из отсечённых кусков сами превратились в дракончиков, злых и непримиримых к чужой свободе. Но, как известно, на каждое действие всегда найдётся противодействие.
Лет пять назад я поехал на Суздальский анимационный фестиваль, который проводили в том самом знаменитом комплексе Интуриста, где снимали некогда знаменитых «Чародеев». Гостям предлагалось множество услуг, в том числе лечебный массаж. Немолодая грузинка старательно месила на столе моё тело и, как и водится в этой профессии, за работой разговаривала с клиентом. Я спросил, как её занесло в Суздаль. Она ответила:
– Мы сами из Сухуми. Но грузины, – гордо уточнила массажистка. – Мой муж был большим человеком в Абхазии. Имели пятикомнатную квартиру на улице Ленина. Дом – полная чаша, одна хрустальная чешская люстра двадцать тысяч рублей стоила. Всё у нас было, но, когда началось, ничего с собой не взяли, еле сами спаслись. Мужа покалечили, сына убили… Директором целого универмага была, теперь вот этим кормлюсь…
Я искренне пожалел пожилую грузинку из Абхазии, но двадцатитысячная люстра, как символ нелепого национально-экономического перекоса, буквально стояла у меня в глазах, ведь примерно в те же годы я, как школьный преподаватель, получал сто двадцать пять рублей в месяц с учётом классного руководства. Мне кажется, из распада СССР мы не сделали ни геополитических, ни административных, ни социально-этических выводов. И какая, в сущности, разница, о чём будут вспоминать чудом уцелевшие «хозяева жизни» – о баснословной люстре, о собственной футбольной команде на Британских островах или о вертолётной яхте, на которой плавали в то время, когда коренное население еле сводило концы с концами. Если вопиющая социальная несправедливость резонирует со стойкой национальной неприязнью, рушатся такие Иерихоны, что дух захватывает. Но вернёмся к теме.
Многие межэтнические узлы, разрубленные при распаде СССР и доставшиеся в наследство новым государствам, включая Россию, завязались ещё в начале прошлого века в результате тех компромиссов и решений, которыми сопровождалось сшивание страны, расползшейся после революции и Гражданской войны. Скажем прямо: порой области и регионы, населённые в том числе русскими, становились бонусами и взятками тем племенным элитам, у которых были серьёзные намерения и шансы для отделения, но жажда территориальных приобретений, пусть даже в составе красной империи, пересилила стремление к самоопределению. Увы, гигантомания – болезнь лилипутов. С чаяниями и настроениями обитателей прирезаемых земель, с «комлиментарностью» населения никто, разумеется, не считался.
Происходило это не только в 1920-е, когда «ещё закон не отвердел» и не «подёрнулась тиной советская мешанина». Крым тоже был бонусом, и поначалу его обещали, но так и не передали под создание автономной или союзной республики евреев, напомним, одного из самых многочисленных народов тогдашнего СССР. Активно лоббировали этот проект Ларин и Бухарин – тесть и зять. Ясное дело: Ялта лучше, чем Биробиджан. Прошла зачистка крымско-татарской партийной верхушки, настроенной весьма самостоятельно. Но проект был закрыт после разгрома оппозиции и гибели сторонников идеи еврейской республики на полуострове. Есть версия, что жена члена политбюро Вячеслава Молотова Полина Жемчужина, сама заместительница наркома, угодила в тюрьму именно за попытку после войны вернуть к жизни этот проект.