Быть русским в России
Шрифт:
Центральная власть делает всё возможное, чтобы показать и доказать автономиям: в единой семье российских народов им будет лучше, комфортнее, безопаснее, а повторять «парад суверенитетов» бессмысленно и опасно. Думаю, лучше других ощутила это на себе Чечня, возрождённая из разрухи и расцветшая после замирения. Что и говорить, не каждый автономный лидер – кунак Путина. Кстати, вы заметили, как незаметно, без шума президенты республик стали у нас, по крайней мере в информационном пространстве, именоваться просто руководителями и главами? В результате в стране остался один президент, что абсолютно правильно. Страна, в которой дюжина президентов, долго не простоит, разделившись в себе…
Поддержка национальных регионов – это не только бюджетные вливания. Огромную роль играют символические действия и жесты. Ну где ещё столица государства добровольно уступит историческое старшинство региональному
Продолжу мысль видного государственного деятеля. Если сверхзадача нашей федерации – обеспечить развитие и процветание каждого, «сущего в ней языка», то, полагаю, и мы, те, кто «от корня русского», в это число тоже входим. Но пройдите по любому областному центру, не говоря уже о Москве и Питере, много ли вы найдёте вывесок: «Дом русского народного творчества», «Центр традиционной русской культуры», курсы русской кулинарии «Демьянова уха», школа русской песни и пляски «Семёновна», «Беседа ревнителей русского языка», радиостанция «Русский голос», газета «Русский вестник»? Не найдёте. Более того, недавно на заседании Общественного совета Министерства культуры мы обсуждали конфликт вокруг знаменитого музыкального коллектива «Баян». Оказалось, в целях повышения творческого потенциала его решили переподчинить, реорганизовать и заодно… переименовать. Зачем? Кому мешало знаковое для каждого образованного человека название «Баян»? Внятно ответить никто не смог. Но те, кто взрывал в 1920–1930-е годы храмы, тоже потом несли какую-то околесицу. Каганович, тот на все вопросы мрачно повторял: «Проезду мешали…» Какому проезду мешал «Баян»? Или название слишком русское?
А скажите, какие структуры или органы в нашем Отечестве отвечают или хотя бы контролируют на общефедеральном уровне проблемы русских как этноса, состояние его культуры, языка, демографии, уровня жизни? Кто отслеживает миграцию, изменение этнического состава населения, сохранность русских городов и сёл, склонных к исчезновению? Не будем забывать: русские перенесли в XX веке послереволюционный террор, Гражданскую войну, массовый голод, жуткие социально-экономические эксперименты, депортации, потеряли миллионы в войнах, в довершение после развала СССР оказались ещё и разделённым народом. При очевидной депопуляции и склонности к ассимиляции, объясняемой историко-культурными особенностями, должно вести речь о системном кризисе государствообразующего народа России, на что весьма прозрачно намекнул Абдулатипов. Повальное пьянство, особенно в деревне, – это лишь один из признаков неблагополучия: «пошла по жилам чарочка – и рассмеялась добрая крестьянская душа…»
Так покажите мне тот «русский приказ» в украсно-украшенных теремах царя-батюшки, куда я, заботник-челобитник, могу принести, взыскуя справедливости, скорби и заботы о моём бедствующем племени? Нет, такого «приказа». Нигде. Ну хоть бы какой подотдельчик в администрации президента или в правительстве завели. Даже у коммунистов такой отдел имелся, а уже такие интернационалисты были – святых выноси.
Наши центральные властные структуры принципиально надэтничны, и это, по сути, правильно. Федерация есть федерация. Но точно так же ведут себя губернские органы власти. Они-то почему? Ну, во-первых, они копируют Москву, во-вторых, правящий слой там традиционно состоит людей со стёртым или слишком глубоко спрятанным национальным сознанием: так работают карьерные лифты и фильтры. Эту строевую «безэтничность» прививают выдвиженцам в самом начале, и она особенно бросается в глаза на встречах со слушателями Академии государственной службы, особенно с тех пор, как её возглавил господин Мау.
В-третьих, в любом городе бдят СМИ и активисты фондов, тщательно отслеживающие проявления великодержавности. Помню, как-то на последискуссионном фуршете рядом со мной закусывал активист московского антифашистского комитета Крошечкин, если не ошибаюсь. Выпив несколько рюмок, он глянул на меня с карательной усмешкой и молвил: «А мы к вам, господин Поляков, давно присматриваемся…» – «С чего бы это?» – «Уж очень вы любите слово «русский». Нехорошо. Подумайте об этом!»
Я не сделал выводов из предостережения, а многие мои коллеги-писатели сделали и не нарадуются, ведь один из руководителей «Роспечати» мне так и заявил: пока он исполняет эту должность, никаких почвенников на книжных ярмарках и вообще не будет! Кого называют почвенниками в современной отечественной литературе, общеизвестно. Хорошо, что он не руководил этим направлением в XIX веке, а то бы не видать нам ни Достоевского, ни Писемского, ни Лескова. Однажды во Франкфурте после выступления официальной делегации российских литераторов, в которую я, конечно, не входил, кто-то из немецких русистов меня тихо спросил:
– А что, разве русские писатели к нам больше не ездят?
– С чего вы взяли, что эти-то не русские?
– Русские свою страну так хают!
Мне кажется, стёртость национального самосознания становится для нас серьёзной проблемой. Она ведёт к снижению чувства ответственности политиков, чиновников, бизнесменов, деятелей культуры перед своим народом. Выполняя завет, оставленный Гоголем писателям – «проездиться по России», я заметил такую особенность: наши автономии, особенно их столицы (не все, но большинство) выгодно отличаются от русских губернских центров, не говоря уже о районных городах, которые запоминаются лишь красотами, оставшимися от дореволюционных купцов и почётных граждан. Национальные регионы выглядят благополучнее, ухоженнее, богаче, чем русские. Отчасти так было уже при советской власти: помню, в начале 1980-х после Молдавии я сразу поехал в калужскую глубинку – в Людиново и оторопел от контрастов. Но теперь эти отличия просто режут глаза.
Вряд ли бюджетные вливания в наши автономии (за известными исключениями) в разы превышают вложения в русские области, хотя без традиционного донорства дело вряд ли обходится. Но главная причина, думаю, в другом: управленческая и бизнес-элита, сформировавшаяся в национальных регионах на основе сначала «коренизации», а потом и «неокоренизации», гораздо серьёзнее относится к будущему своих народов, чем элита русских областей. Это не значит, что там, «у националов», не воруют, не берут взяток, не злоупотребляют. Без этого, видимо, нельзя, если не казнить и не конфисковать, и то всегда отыщутся отчаянные головы. Но, простите за кощунство, патриотизм иногда выражается в понимании того, сколько можно украсть, а сколько должно оставить на развод ближним – именно таким словом в Ветхом Завете именуются соплеменники. В какой-то момент просто щёлкает реле племенной солидарности.
Так вот, у нашей политической, управленческой и бизнес-элиты такое реле (его ещё можно назвать «этнической совестью») не щёлкает или отсутствует отчасти потому, что значительная часть нашего верхнего класса не чувствует кровной связи со страной, она готова при случае сняться и улететь в тёплые края. Моя наделавшая шума статья так и называлась «Перелётная элита». «Перелётные» знают, в случае опасности или утраты выгод всегда можно укрыться там, откуда своих не выдают. Но к этой отчуждённости нам не привыкать, и выше говорилось, что русские никогда не преобладали в верхних слоях Российской империи. Однако на Руси всегда хватало благотворителей и искренних патриотов. Но, увы, сегодня безответственность перед своим народом стала характерной чертой даже самых истовых русских, чьи кабинеты и офисы заставлены иконами, как монастырские сувенирные лавки. Так они и сматываются из Отечества: одним самолётом вывозят чад и домочадцев, а другим, грузовым, иконы и яйца Фаберже.
Но ведь чувство долга перед соотечественниками – это не врождённое свойство, не прививка от гриппа. Чик – и готово. Его, это чувство, надо воспитывать, внушать, иногда пришивать суровыми нитками. А почему нет? Курить-то нас отучают по всей строгости карательного здравоохранения. Можно по-разному относиться к Белинскому, Писареву, Добролюбову, Чернышевскому, но так называемые революционеры-демократы, не говоря уже о славянофилах, отличались болезненным, гипертрофированным чувством долга, даже острой вины перед своим народом. Наша классическая литература воспитывала в гражданах ответственность, доходящую до жертвенности. Конечно, не все усваивали эти идеи. Некоторые прибегали к двойным стандартам: так, Гер-цен, проклиная крепостное право, с выгодой продал своих крестьян, чтобы без помех заниматься революцией. Кстати, на самом дорогом кладбище Ниццы у автора «Былого и дум» самое обширное, говоря по-нынешнему, «могило-место». Но это другой вопрос.