Быть русским

Байдин Валерий Викторович

Обратный скорый поезд в Женеву оказался медленным, останавливался на полустанках, переездах и среди полей. В вагонном громкоговорителе объясняли на французском, итальянском, испанском, что состав скоро продолжит путь. Неторопливо, словно разглядывая,

поезд объезжал пылающие зеркала озёр, тянулся сквозь потемневшие равнины. Внезапно зажглись потолочные лампы, и заоконный мир исчез. Поезд катился в безвидную ночь, глаза кололи вспышки фонарей на полустанках. Наконец, заскрежетали и грянули короткой дробью колёса, брызнули одна за другой россыпи городских огней, разверзлась под мостом сияющая улица, замелькали окна многоэтажек и неоновые вывески. Поезд подъезжал к вокзалу Корневен.

О соединении вер

Международный коллоквиум «Экуменическая мысль Соловьёва», организованный факультетом социологии Женевского университета, состоялся 8 мая на Вилле Риго. Патрик сослался на множество выступающих и не дал мне слова, хотя поначалу одобрил мой доклад «Экуменическая религия Владимира Соловьева». Он давал понять, что мой отказ от его предложения, привёл к последствиям. Мы не были единомышленниками. Разговоры о единении церквей я воспринимал лишь как возможность сближения христианских надежд и завет о небесном единстве святых разных религий. Лишь Бог может судить об их достоинствах.

Зачарованности религиозными идеями этого религиозного философа у меня не было. В Женеве я, наконец, прочёл его основные экуменические статьи, собранные в брюссельском сборнике «О христианском единстве». Удивительно, в городской библиотеке нашлось даже русское издание этой книги. Соловьёв противопоставлял «религиозный национализм» (неизменно русский, но не греческий или армянский) «единству христианских церквей под эгидой Папы». Идея соединения духовной и светской властей Европы – Ватикана и русского императора – была заимствована у польско-чешского философа Хёне-Вроньского и удивляла утопичностью. В трактате «Великий спор и христианская политика» Соловьёв утверждал: «истинно-народный русский идеал требует, прежде всего, соединения церквей». Столичный, кабинетный философ совершенно не представлял народную жизнь и «народный русский идеал». Православную соборность он подменял даже не экуменизмом, а абсолютизмом Римского престола. Вызывало недоумение отрицание Соловьёвым мистической полноты Церкви. Он полагал, что православие такой полнотой не обладает, что Русская церковь «покинута Духом Истины и Любви и посему не есть истинная Церковь Бога». Напротив, Апостольский престол в Риме Соловьёв называл «чудотворной иконой вселенского христианства». Почему он отвергал вселенское православие, хотя в нём сосуществуют равные по достоинству поместные Церкви, как в христианском храме – различные церковные престолы?

Конец ознакомительного фрагмента.