Быт русского народа. Святки. Масленица. Часть 7.
Шрифт:
Подблюдные песни пели по произволу: иногда прежде девичьих игр и гаданий, а иногда после потех, которые состояли в плясках, рассказах, прибаутках, сказочках и наряжанье. Не было правила для веселья: все зависело от расположения духа гостей; но хозяин, чтобы более развеселить их, вводил в комнату наряженных шутов. Скоморохи выдумывали забавные наряды, чтобы порассмешить. Узкие брюки, треугольная бумажная шляпа с гусиным пером, длиннополый с широкими фалдами до пядей фрак, долгий нос, сухощавое лицо, ноги тонкие и высокие и брюхо, вдавшееся во внутрь тела, были изображением немцев. «Моя твоя ходили с низкими поклонами и ели траву». Другие шуты представляли в смешном виде и боярскую спесь, не в бровь, а прямо в глаз. В числе наряженных находились часто сами суженые, которые принимали на себя разнообразные виды. Слепые лазари, одетые в оборванное платье и с кием в руке, были суженые; они подходили к девушкам просить милостыню, стараясь рассмотреть их поближе; с намерением вступали с ними в сердечный разговор; жаловались на тягостную судьбу, бездомную жизнь. «Лазарь, бедный Лазарь, чего ты ищешь?» — спрашивала суженая. «Судьбы своей», — отвечал он. Сердце девушки сильно билось, когда она узнавала знакомый голос; гости старались открыть его, но приличие не допускало. Суженому дозволялось тешить гостей, а невестам отгадывать. Иногда неожиданно вбегала в комнату толпа переряженных мужчин и женщин: лица их окрашивались кирпичом
Судя по разнообразию переряживаний, нельзя утвердительно сказать, какие из них были употребительнейшие. Говорят, что бука, коза, медведь, яга-баба, плясуны и дорожные люди употреблялись всего чаще. Бука наряжался всех забавнее: лицо его было обмазано сажею, голова обставлена рогами, уши обернуты лохмотьями, руки из соломы, ноги толстые и кривые, тело обвивалось чем-нибудь косматым, с привешенными бубенчиками; во рту он держал раскаленные уголья и из оного выпускал он дым. Коза шла за букою, одетая в вывороченный тулуп, и кричала «бя»; за нею неповоротливый, в лаптях медведь с палкою и ревел. Его вел литвин в своем народном платье; по его требованию медведь плясал и делал разные кривлянья. Яга-баба ехала в ступе, с костяными ногами, помелом заметала свой след и правила костылем. Зубы имела она черные и открытые, лицо старое, морщинистое; делала загадки и сама отгадывала. «Загадаю я загадку, красная девушка, отгадаешь — сбудется. Двое идут и двое несут, а сам треть поет». Или: «Два кольца водит один отец; кому на руку, тому всему конец. Не отгадала, красная девица! Венчание, красавица-душа, венчание!» Загадаю еще загадку: «Под лесом, лесом, пестрые колеса висят; девиц украшают, молодцов дразнят. — Не отгадала? Серьги. Еще загадаю загадку:
Бежит, летит,
На весь свет кричит:
Раздайтесь, расступитесь,
Меня спроситесь. (Сватовство).
Дарья с Марьей видятся, да не сходятся. (Потолок с полом).
Стоит баба на грядках, вся в заплатках; кто нейдет, всяк заплачет. (Лук).
Две Матрены, пять Филилеев, да десять Андреев. (Дровни) [40]
Красный кочеток по нашестке бежит. (Огонь).
Бык железный, хвост кудельный. (Огонь).
Стоит поп низок, на нем семьдесят ризок. (Репа).
Стоит мост на семь верст, на мосту яблоня, на яблоне цвет во весь свет. (Пасха).
Летит орел, несет во рту огонь, и позади его смерть идет. (Ружье).
Без окошек, без дверей полна церковь людей. (Огурец).
Шерстка с шерсткой сходится, по-вечерошнему хочется. (Сок).
Гни меня, ломи меня: у меня на макушке есть махнушка, в махнушке закрылось, то красным девушкам полюбилось. (Орехи).
Стоит рогатка, на рогатке мохнатка, в мохнатке сладко. (Орехи).
Кто таков, как Иван Ермаков: сел на кол, да поехал в огонь. (Горшок).
Бык ревет, хвост до небу дерет. (Колодезь).
Сутуленький, горбатенький все поле пробежал. (Серп).
Сивый конь через ворота смотрит. (Луна).
Выгляну в окошко, стоит репы лукошко. (Звезды).
И у нас, и у вас поросенок увяз. (Мох).
Четыре сестрицы под одной фатой стоят. (Стол).
Четыре сестрицы в одну лунку глядят. (Доение).
Загадаю загадку, закину за грядку, в год пущу, в другой выпущу. (Посев).
Выгляну в окошко, стоит долгий Антошка. (Угол).
Черная корова всех поборола. (Ночь).
Лезу, лезу по железу; лезу на мясную гору, сяду на деревянну беседку. (Верховая езда).
Стоит гора, в горе нора, в норе жук, а в жуке море. (Чугун, стоящий в печи с водою).
Мать толста, дочь красна, а сын под облака ушел. (Печь, огонь и дым).
Старый барин кусочками валит. (Овин).
Блоха быка родила. (Редька).
Два борова грызутся, промеж них пена валится. (Жернова).
Режу, режу, крови нету; еду, еду, следу нету. (Корабль).
Утка крякнет, берега звякнут, собираются детки к одной матке. (Церковь)» [41]
40
Матрена в простонародье означает полоз, Фалилей — вязки, Андрей — копыли. От чего произошли эти названия, мне неизвестно.
41
Это самая малая часть загадок, а их очень много. Должно жалеть, что они доселе не собраны у нас и не объяснены.
Загадки применялись к месту и обстоятельствам. Яга-баба [42] высказывая двусмысленно свои загадки, обращала их преимущественно на семейные дома. Если она замечала в них какие-либо недостатки или пороки, то никого не щадила. Яга-баба всегда ловко отделывалась от вопросов. Молодые люди подступали к ней и спрашивали: «Яга-баба, костяная нога! отчего болит голова?» — «Оттого, что болит сердце», — отвечала она. Ее дергали за косу и смеялись над нею.
Наряженные важничали и корчили знатных. К их толпе приставали плясуны. Сколько сладостных чувств в русской пляске! Это разговор сердца с сердцем, выражение мысли и желаний. Почтенные гости усаживались на скамьях и смотрели с невыразимым удовольствием на пляску, которая перерывалась на время переряженными. Входили дорожные люди, из всех опаснейшие для суженых. Это были нарядные с делом от матушек, чтобы высматривать и выведывать разговоры суженых. Они одевались попросту: холили с палкою в руке, в лаптях и дорожном кафтане. Лица имели подкрашенные; иные из них разыгрывали калек с поддельными горбами, привязав к спине решето или короб; иные были с отвислыми животами, поделанными из подушек, и с кривыми, уродливыми ногами. Дорожных людей расспрашивали про новости: где что слышно и издалека ли идут они? Угощали их и вновь спрашивали: куда теперь идут, как Бог привел их сюда? Дорожные отвечали: «Слыхали мы, матушка Ивановна, что сего дня вечер красных девушек у боярина Ильи Артамоновича, и мы незваные пришли погреться; да не прогневается хозяин, — говорили они и кланялись последнему в пояс». — «Без вас веселье не веселье», — отвечал хозяин. «Не нами оно начиналось, не нами кончится, — дорожные отвечали ему с поклоном. — Испокон века так ведется на Руси: где веселье, там девичье потешенье». — «Вестимо, добрые люди», — отвечал им хозяин. Сажал их на лавку, угощал вином. Между тем шли обиняком разговоры о суженых.
42
Венгерские славяне произносят Ензи-баба.
Ензи-баба, Стара-баба, Ту мам зуб костяны, Дай ми зань зелезны.У них сохранилась про нее легенда. Один охотник, который давно желал найти дорогу к аду, ходил, искал и долго блуждал напрасно. Перезябший и голодный, он пришел в лес случайно, разложил около реки огонь, вынул из мешка кусок солонины, продел на деревянный вертел и пек так сильно, что потекло из него масло, которое капало на подставленный им кусок хлеба. Вдруг он слышит, в стороне от реки кто-то скрежещет зубами и кричит: «Ой, как мне холодно! Ой, как мне холодно!» Он посмотрел
В других местах утверждают, что она говорила так:
Мне се печи печена, А тебе се жаба; Ты хцеш итти до пекла; Я сом Ензи-баба.Яга-баба рассказала ему потом про ад и указала дорогу, посоветовав, чтобы он прежде всего запасся мясом, потому что змей, который сидит у входа, донесет его на себе до ада, а потом он будет ехать на лошади и в то время, когда змей раскроет свою пасть, бросал бы ему по куску мяса в пасть, иначе сожрет он его самого. Охотник набрал, сколько мог, всякого мяса, отыскал дорогу к змею, сел на него и ездил на нем по адской пропасти, бросая всякой раз в раскрываемую пасть змея по куску мяса. Охотник, осмотрев весь ад, опять сел на змея и полетел из преисподней, но, к своему ужасу, он увидел, что у него остается мяса немного. Он летел и уже был недалеко от земли. Боясь, чтобы не быть съедену змеем, он отрезал свою ногу и готовился бросить ее в разинутую пасть змея, но последний проглотил охотника со всем телом. — Ко11аг. «Norodn. Zpiew», ч. I, с. 12.
Вино текло рекою. Хозяин для поддержания важности своего дома не переставал угощать званых и незваных, наряженных и ненаряженных. Те, которые ничего не пили, считались важными и непитущими. (непьющими). Если же кто из почтенных гостей, напившись, начинал засыпать, того принимались качать на руках дворовые люди и пели ему: «Слава».
При наступлении разъезда гостей сговаривались, у кого попировать, и новые снаряжались поезда. Не всех приглашали одинаково ласково. Если приезжали наряженные, то тщательно старались узнавать про них; когда же не было возможности успеть в этом, то принимались качать их. Подхватывая гостя на руки, раскачивали и бросали его вверх; потом опять раскачивали и бросали при пении «Славы», пока гость не назовется. Тогда принимались пить за его здоровье, если гость по сердцу; в противном случае притворялись, что рады его приезду. За здоровье боярыни или красной девушки пили из башмака, сняв оный почтительно с «ее» ноги. Это обыкновение перешло к нам из Польши. Считалось великою обидой, если женщина отказывалась от этой чести.
Нагулявшись и навеселившись, гости разъезжались чинно. Хозяин и хозяйка упрашивали их посидеть еще немножко; они отказывались; хозяин и хозяйка кланялись в пояс, но они наотрез говорили: «Матушка свет! не все пить, надо и спать. Чай, петухи пели, только черти веселятся в полночь. Мы же никакие нехристи и никакие окаянные». — «И знае-мо, Анна Степановна, — отвечал хозяин, перекрестя лоб и говоря, — не при нас будь сказано, нечистая сила давно гуляет в поле!»
Прощанье продолжалось несколько часов: гости приседали и вставали, отказывались пить на дорогу и пили; целовались, обнимались, и всякое объятие скреплялось новою чаркою вина. Но уже нет возможности удерживать гостей. Давно рассвело, и все кричат: «Отпусти нас, хозяин!» Начиналось провожанье и наступало новое чмоканье, что частые звезды; все должны были перецеловаться, расцеловать хозяина, хозяйку и его детей. Двинулись санные поезда, а гости все кричали издали хозяину, стоявшему еще у ворот: «Пожалуй, не' забудь, батюшка, побеседовать на нашем вечере».
У стариков поныне льются слезы, когда вспомнят про былое.
III. СВЯТОЧНЫЕ ГАДАНИЯ И ПЕРЕРЯЖИВАНИЯ
Святочные вечера провожались в старые годы угощениями, многообразными забавами и гаданиями, которые назывались девичьим весельем. Гости, особенно суженые, ожидали гаданий с нетерпением. К общему желанию выдвигался стол, накрытый белой скатертью, и ставился свахою посреди комнаты. Старые люди просили молодых попытать свою судьбу. Сердце девушек сильно билось, особенно в то время, когда няня или кто-либо из гостей ставили блюдо с водою на стол. Все усаживались около стола, молодые поглядывали. Сваха собирала перстни и кольца у красных девушек и клала их на стол; придвигались тогда поближе к столу. Красавицы стояли у блюда или поодаль и пристально смотрели на действия свахи, которая принимала на себя важный вид. Она клала на столь несколько угольев, кусок ржаного хлеба, несколько кусочков крупной соли. В иных местах клались по числу загадывающих угольки, соль и хлеб. Сваха прошептывала над ними таинственные слова и потом, приступив к столу, говорила: «Суженого, ряженого конем не объедешь» и просила прочих гостей также вопросить судьбу о будущности своей. Гости, наперед задумав, отдавали ей свои вещи, которые складывались вместе.
И ныне почти также совершаются подблюдные гадания, только без свах, а одними девушками, которые, взяв блюдо, кладут в него сначала хлеб и соль, потом вынутую из печи глину и уголь, напоследок каждая, положа в блюдо какую-нибудь из своих вещей, например кольцо, перстень или что-нибудь другое, и заметя свою вещь, загадывает о судьбе, начиная обыкновенно песнею хлебу, с припевом к каждому стиху: «Слава!»
В прежние годы гадания начинали свахи песнью хлебу и соли, за нею пели девушки:
Хлебу да соли долог век, Слава! Боярышне нашей боле того, Слава! Кому мы спели, тому добро. Слава!После этих слов сваха опускала в блюдо хлеб, соль, угольки, перстни, кольца и другие вещи и пела:
Кому вынется, скоро сбудется, Слава! Скоро сбудется, не минуется, Слава!Потом трясла блюдо и вынимала вещи. Если вынимала вдруг два кольца, то певали:
Как на небе две радуги, Слава! А у богатого мужика две радости, Слава! Первая-то радость — сына женит, Слава! Другая радость — дочь замуж отдает, Слава! Кому спели, тому добро. Слава!Из самых важных святочных вечеров есть Васильев вечер. Для него делались богатые семейные собрания; тут ничего не щадили для угощений и производили всевозможные способы гаданий. Наши старые люди думали, что все гадания, произведенные в этот вечер, непременно сбывались. Случалось, что сваха или другая какая-либо женщина вынимала с намерением вещи суженого и суженой:
Расцветали на небе две радуги, Слава! У красной девицы две радости, Слава! С милым другом совет, Слава! И растворен подклет, Слава!