Быть собой
Шрифт:
Юноша сглотнул. То, что встреча с опальным — по его собственным словам — чародеем вообще состоялась, это определенно не случайность. Вряд ли божество, давшее простому смертному абсолютную память, может делать что-то просто так.
«Стоп. А где дар-то?» — новая мысль ворвалась и разметала цепочку рассуждений, заставив юношу вновь ощутить поднимающуюся панику.
— Спокойней, спокойней, — прошептал он. — Как же проверить слова Фарнира?
Он напрягся, пытаясь вспомнить какие-нибудь эпизоды из своего
Он почувствовал, как по спине ползет неприятный холодок. Мог ли бог обмануть? Нет! Все жрецы, нанимаемые отцом, как один твердили, что боги, если уж дадут слово, никогда его не нарушат. Слово бога каким-то образом связывает его и не дает творить все, что небожителю заблагорассудится. Книга про Фарнира, которую он тайком прочитал, уже будучи рабом, повторяла эту мысль, но предупреждала, что лживый бог может вывернуть обещание наизнанку. Он регулярно проделывал это.
Трегоран до крови закусил губу.
«Неужели все впустую, неужели я потерял брата просто так? Нет, мы с ним стали свободными, что уже большое дело», — юноша заставил себя успокоиться. — «Нужно размышлять логически, как говорили учителя. Что у меня есть? Свобода — раз. Сила — два. Совершенная память — три. В первую очередь нужно проверить, что с нашей сделкой. С Фарнира станется посмеяться надо мной и сделать память идеальной лишь на то, что та запечатлеет после заключения договора. А значит, нужно найти какой-нибудь пергамент».
Он осмотрелся. В комнате не было ничего даже отдаленно напоминающего свитки или фолианты.
Трегоран слабо ухмыльнулся.
— Ладно, поищем чуть позже, — пробурчал он. — Спросить у фарийца, что ли?
Эта мысль сперва показалась безумной, но чем больше юноша размышлял, тем больше склонялся к тому, что стоит довериться этому Маркацию. Все равно он сейчас в полной власти своего спасителя и никуда от того не денется — юноша давно отучился питать глупые надежды и прекрасно понимал, что от мага может сбежать лишь другой маг. Простому же смертному никогда не покинуть жилище чародея, если тот не захочет.
Себя же магом юноша не считал — несколько подсмотренных заклинаний ничто перед мощью настоящего колдуна, жившего в столице мира и наверняка не один год оттачивавшего мастерство. Стало быть — придется рискнуть.
Юноша вздохнул и, собрав всю свою волю в кулак, после чего накинул лежавшую на стуле у изголовья кровати фарийскую тогу — тогу, ему, рабу! — и осторожно направился к двери.
Страх вернулся и с каждым сделанным шагом становился лишь сильнее, но Трегоран, отчаянно сжав зубы, повернул ручку и вышел в длинный коридор, устланный роскошным ворсистым ковром.
«Этот миролюбивый фариец неприлично богат», — подумалось юноше, и столь глупая мысль позволила
Дверь в конце коридора сама собой отворилась, и из-за нее донеслось:
— Я тут.
«Что и требовалось доказать». — Юноша вздохнул и двинулся вперед.
Маркаций удобно расположился в большой светлой комнате, заставленной шкафами со всевозможными книгами и свитками. Помимо них здесь нашлось место для большого стола и двух кресел — хозяин дома определенно любил удобства.
Фариец широким жестом пригласил юношу в кресло напротив себя. Трегоран, сглотнув, присел и уставился на своего спасителя.
Некоторое время они молчали. Наконец Маркаций заговорил.
— Итак, юноша, ты, я вижу, уже можешь ходить. Голова не кружится?
— Самую малость, — непонятно отчего покраснев, проговорил Трегоран. — Спасибо вам, господин, за то, что спасли мою жизнь.
— Не стоит благодарности. Спасение жизней — это долг каждого мага.
Он заметил, что Трегоран изменился в лице и с горечью добавил:
— Каждого настоящего мага. К несчастью, в империи таких становится все меньше с каждым годом. Увы и ах, но вместе со средним уровнем морали падает, что весьма неожиданно, и средний уровень владения силой. Как ни странно, знаменитые фарийские маги, которыми прочие народы пугают своих детей, год от года слабеют и чахнут, становятся все более ленивыми и бесполезными. Впрочем, замечу, что этот процесс не в меньшей степени затронул и иные государства, такие, например, как соседняя нам Атериада.
Трегоран удивленно моргнул. Фариец говорил в точности как храмовые жрецы в его родной Тимберии. Он вспомнил тучных бритых на лысо евнухов и сравнил их с подтянутым суровым фарийцем. Сравнение получилось столь уморительным, что он не сдержал тихий смешок.
Маркаций сверкнул глазами.
— Я сказал что-то веселое, юноша?
Молодой человек ойкнул и потупился, а затем рассказал о том, что его так рассмешило. Реакция чародея оказалась неожиданной — вместо того, чтобы рассердиться, тот задрал голову и захохотал. Смех у фарийца был чистый, добрый, в нем не слышалось злое торжество и упоение унижениями жертвы.
Этот человек вообще сильно отличался от других благородных имперцев, с которыми Трегорану приходилось встречаться раньше. И юноша окончательно решился.
— Господин, — сказал он, когда Маркаций отсмеялся, — ты хотел знать, как я сюда попал.
Благородный фариец внимательно взглянул на собеседника.
— Да, мне это будет интересно, но сперва, пожалуй, тебе стоит представиться. Да, твое полное родовое имя, определенно, не повредит.
Юноша удивился еще сильнее. Имперцев редко интересовало, кто был предком тимберского раба и какое тот занимал положение по праву рождения.