Быть собой
Шрифт:
Лиций замер, кажется, даже, забыл дышать.
— Да, иного, — повторил Анаториан. — Я убежден, что заразу следует выжигать целиком, а потому даю немного времени, чтобы семена сорняков подросли, и выпалываю их все. После того восстания в Имирии никто больше не осмеливался посягнуть на мою власть. Также будет и в Ганнории. Они перебьют пару городских когорт, может даже нанесут поражение пограничным легионам. Станут самоуверенными, раздуются от собственной важности. К ним стекутся все недовольные, обиженные, и просто бездельники, желающие пограбить, после чего варвары даже осадят несколько городов. Но на этом все и кончится. Когда из Фара придут
Глава тайных служб поклонился.
— Это мудрый план, о божественный.
— Естественно. У тебя есть какие-нибудь другие новости для меня?
— Да, о могучий.
— И что же?
— Сенатор Маркаций мертв.
Анаториан нахмурился.
— Я не говорил, что желаю его смерти. Впрочем, какая теперь разница, — он замолк. — И отчего эта новость, кстати говоря, должна меня волновать?
— Вы приказывали докладывать обо всем необычном.
— А обстоятельства его смерти оказались странными? — Анаториан нахмурился.
— Так точно, повелитель. Дом сгорел в пламени магического пожара. И это не было несчастным случаем.
— Почему?
— В покоях покойного нашли останки его дочери и троих неизвестных. Тела обуглились, так что понять, кто это был, невозможно, однако хочу заметить, что владения сенатора были накрыты воздушным барьером. Никто не мог попасть к нему, либо уйти, без того, чтобы Маркаций не узнал об этом.
Императору стало интересно. Этот бунтующий мальчишка, любящий разглагольствовать о равенстве и вреде рабства, одновременно с тем являлся одним из самых сильных чародеев империи, что бы ни говорили прочие. Оттого он и сохранил наглецу жизнь — такими людьми никто не разбрасывается. Кому же Маркаций мог проиграть? Убить чародея его уровня… На такое был способен разве что Цирилен, да и то, лишь использовав магию духа. Неужели доверенный чародей осмелился пойти на такое? Он всегда ненавидел Маркация, так может быть, решил, что сейчас — подходящее время, чтобы свести старые счеты? Или Цирилен тут не причем, а Лиций сам разобрался с сенатором — он тоже никогда не был в восторге от идей последнего — и решил, что появился хороший способ насолить недругу.
Лиций, прекрасно умевший чувствовать настроение хозяина, молча стоял и ждал дозволения продолжить. Император бросил короткий взгляд на жрецов — служба продолжалась, как ни в чем не бывало, и спросил:
— Что стало причиной смерти?
Горбун задумался.
— Я думаю, что огонь.
— Думаешь, или знаешь? И если огонь, то кто мог его вызвать? Маг уровня Цирилена? — он кинул наживку и умолк, ожидая, заглотит ли коротышка ее, или нет.
— Все может быть, владыка, — неопределенно ответил глава тайной службы. — Это выяснят мои люди. Как только я узнаю, тотчас же примчусь к вам.
«Еще бы не примчаться, если есть возможность прижать Цирилена», — подумал император. — «Хотя он не слишком-то уверенно говорит, похоже, есть что-то еще».
— Это все?
— Нет, — Лиций замялся. — Не уверен, что это существенно, но все же. Незадолго до смерти сенатора — полторы луны назад — в поместье приехал на обучение какой-то юноша. По виду — южанин. Слуги сказали, что он сын одного из друзей Маркация, женившегося на варварке из провинции Тимберия и жившего там.
— Но?
— После
— А трупы?
— Не могу сказать наверняка. Слуги не уверены, говорят, он был слишком щупл, чтобы оказаться одним из сгоревших. Но вы же знаете, что огонь иногда творит с плотью и костями странные вещи.
Анаториан задумался, ощущая волнение.
«Совпадение? Может быть, а может и не быть. С одной стороны — толком ничего не понятно, с другой же — а мог ли кто-нибудь кроме выпестанного Фарниром палача убить Маркация?» — он задумчиво постучал пальцем по трону. — «Или все-таки собственные подчиненные свели старые счеты? Не нужно делать поспешных выводов, это опасно».
— Слишком мало сведений. Но случай действительно странный. Разберись в этом, если нужно — обратись к Цирилену, он поможет. Расшибитесь в лепешку, но узнайте, что творилось там в момент пожара.
— Слушаю и повинуюсь.
— Хорошо, можешь идти. Если, конечно, не желаешь остаться на праздник.
— Не желаю, — карлик еще раз поклонился и, пятясь, скрылся из вида.
Анаториан лениво потянулся.
Да, вот уж действительно, не знаешь, откуда ждать подвоха. Ну кто бы мог подумать, что след — тоненький и ненадежный, но все-таки, — отыщется на краю мира, в поместье опального сенатора, который навлек на себя немилость своего повелителя.
«Сколько лет назад это было? Десять? Или все же восемь?» — Анаториан напряг память, но вспомнить не удавалось. Время, ставшее его другом, одновременно с этим было и главным врагом, утекая сквозь пальцы, как песок. Годы складывались в десятилетия, а те, собираясь, образовывали полноводную реку веков. И он плыл по ней на утлой лодочке, купленной — за страшную цену — у едва ли не самого опасного существа в мироздании.
«И почему только меня не оставляет ощущение, что дно лодчонки уже залито водой, и если не схватить черпак прямо сейчас, то я пойду ко дну?» — подумал Анаториан. — «Проклятый Фарнир! Полвека не появлялся, а тут — на тебе! И что только надо этому проклятому комку шерсти?»
От невеселых размышлений его оторвал шум, доносившийся снизу. Шум странный, нехороший. Анаториан встрепенулся и тут же услышал то, чего просто физически не должен был слышать в таком гуле — царапанье коготков по мрамору. Полубог горестно вздохнул и покачал головой — накликал!
Жрецы и ближайшие прихожане тоже начали озираться, услышав странный звук. Наконец их любопытство было удовлетворено — из-за колонны появился громадный еж, неспешно семенящий по своим ежиным делам прямо к строю преторианцев. Он прополз под щитом одного из них, совершенно не обращая на людей внимания. Остановился и принюхался. Затем на удивление целеустремленно направился к алтарю, на котором стояла большая ваза с приношениями богине плодородия — свежеиспеченным хлебом, маслом, сыром, овощами и фруктами.
С неожиданным для столь коротколапого существа проворством еж взобрался на алтарь и, провожаемый тысячами совершенно сбитых с толку глаз, надкусил большой персик.
— Богохульство! — взревел один из жрецов и кинулся к зверю.
— Стой! — Анаториан вскочил с трона, но было уже поздно — глупец схватил ежа, намереваясь метнуть его куда подальше, а в следующий миг из-под крыши сорвалась змеящаяся молния, которая ударила точно в человека.
Тот издал страшный, душераздирающий, вопль и рухнул замертво. Еж же, как ни в чем не бывало, освободился и вновь забрался на алтарь, решив на сей раз отдать предпочтение финикам.