Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки

Моран Кейтлин

Я не знаю, чего именно они боялись – уходящих мужей, молодых женщин, всегда готовых их заменить, безжалостных фотокамер или просто усталого разочарования перед зеркалом в ванной утром, – но все они выглядели встревоженными. Они потратили много тысяч фунтов, чтобы выглядеть в прямом и переносном смысле окаменевшими.

В общем, в тот день я наконец поняла всем своим существом, что делать операцию – сумасшествие и ужасная ошибка. Мало того что у всех этих женщин буквально на лбу написано, что они сотворили нечто безумное и очевидно продиктованное страхом, – казалось, их мужья, партнеры, братья, сыновья и друзья-мужчины, как ни странно, их героизма в упор не видят. Ониничего такого с собой не делали. Они при этом

присутствовали, они с этим жили, но жили, очевидно, в совершенно другом мире. Что-то беспокоит – глубоко беспокоит – этих женщин, то, от чего их мужчины отмахиваются, как от докучливых насекомых. Как я уже говорила, выявить сексизм очень просто – достаточно задать вопрос: «Вежливо это или нет?» Тем же способом можно определить, не оказывается ли на женщин в настоящее время некое женоненавистническое социальное давление. Нужно просто спросить себя: «А делают ли это мужчины?»

Если не делают, то, скорее всего, перед вами именно то, что мы, радикальные феминистки, называем «полнейшая гребаная фигня».

У нас есть реальная проблема – мы все умираем. Каждый из нас. Каждый день клетки ослабевают, волокна растягиваются и сердце приближается к последнему удару. А мы при этом тратим дни как миллионеры: неделю здесь, месяц там, прожигаем по случаю, пока от всего нашего богатства не останется два медяка на глазах.

Лично мне нравится то, что мы умрем. Именно поэтому нет ничего более волнующего, чем просыпаться каждое утро и сознавать: « Вау! Вот она, жизнь! Я живу!»Это здорово помогает сосредоточиться на важном. Это заставляет страстно любить, интенсивно работать, дает понимание, что в силу устройства мироздания у вас действительно нет времени сидеть в трениках перед телевизором и смотреть «Магазин на диване».

Смерть – не освобождение, а стимул. Чем больше внимания вы уделяете своей смерти, тем правильнее проживаете жизнь. Моя традиционная заключительная тирада – после слезных жалоб, что закрыли потрясающую забегаловку на Толлингтон-роуд, где подавали маринованные яйца, – как раз о том, что люди все еще верят в загробную жизнь. Я искренне убеждена, что это самая большая философская проблема человечества. Даже явно нерелигиозные люди верят, что встретятся с бабушкой и собакой, когда наконец сыграют в ящик. Все думают, что получат вторую жизнь.

Но вера в загробную жизнь полностью отрицает ваше настоящее существование. Это как коварное и дестабилизирующее психическое заболевание. По поводу каждого дня – каждого действия, каждого слова – вы думаете, что на самом делене имеет значения, если вы что-то испортите в этот раз, потому что сможете все переиграть в раю. Вы помиритесь с родителями, и станете лучше, и сбросите эти лишние килограммы на небесах. И научитесь говорить по-французски. В конце концов у вас будет время! Целая вечность! И у вас будут крылья, и всегда будет солнечно! Тогда, конечно, совершенно не важно, что вы делаете сейчас. Тогда вся эта жизнь – лишь унылый зал ожидания, где вы просто побудете 20 минут, совсем без крыльев, вынужденныеползать, как черви.

Вас удивляет, почему люди так апатично, так спокойно взирают на любое мировое бедствие, которого можно было бы избежать, – на голод, войны, болезни, превращение морей в желтую мочу, полную консервных банок и презервативов? Вот из-за этого, из-за веры в рай. Эта вера – самый эффективный способ убить время, изобретенный человечеством, за исключением пазлов.

Только когда большинство людей на этой планете поверят – безоговорочно! – что умирают минута за минутой, мы начнем вести себя как разумные, рациональные и сострадающие существа. Как бы ни был действенен призыв «быть хорошим», ужас осознания неудержимого скатывания в бесконечное небытие гораздо эффективнее. Я от всей души желаю всем нам проникнуться страхом. Страх – это мое Второе пришествие. Когда все в мире признают, что умрут, мы действительноначнем

шевелиться.

Итак! Да, мы все умираем. Мы все разрушаемся и падаем в пустоту, одна клетка за другой. Мы растворяемся, как кубики сахара в чае. Но только женщинам приходится притворяться, что этого не происходит. Мужчины за пятьдесят преспокойно выставляют напоказ свои животы, нависающие над ремнем, и лица, похожие на драный матрас бродяги. У них вырастают волосы в носу и появляются глубокие щели морщин, они не могут встать или сесть, не запыхтев. Мужчины заметно стареют год за годом – но женщинам предписывается остановить падение в бездну на отметке 37, 38 лет и следующие 30–40 лет существовать, видимо, в неких волшебных пузырях, где у них сохраняются блестящие локоны без единого седого волоска, на лицах ни морщинки, пухлые губы и титьки торчат в верхней трети грудной клетки. Извините, что снова ссылаюсь на этот пример – мы, радикальные феминистки, часто повторяемся, – но Мойру Стюарт и Анну Форд уволили, когда им исполнилось 55 лет, в то время как 73-летний Джонатан Димблби по-прежнему сидит перед камерами, постепенно превращаясь в живую мумию. Как сказала Мариэлла Фрострап, «Би-би-си ищет дикторов старшего возраста, как ищут святой Грааль. А всего-то и нужно, что посмотреть список людей, которых они уже уволили».

Почему мужикам все можно? Почему мы не можем, как мальчики, ослабить пояса, снять каблуки и весело сгнить?

В глубине души я придерживаюсь конспирологической теории отрицания возраста: как я уже говорила, принято считать, что после 35 лет женщины начинают «сдавать». Это время снижения способности к деторождению, обращения к ботоксу и заполнителям морщин. В этом возрасте женщины запускают руку в сбережения и начинают тратить то, что отложено на старость, чтобы удалить признаки старения и снова прикинуться тридцатилетними.

В рамках своей подсознательной теории заговора я обращаю ваше внимание на то, что именно в возрасте примерно 35 лет женщины массовоначинают чувствовать себя уверенно.

Окончательно остался позади – будем откровенны – ужас ваших 20 лет. (Вы занимались сексом со Стивом. Стив! Козел Стив! У вас была такая скучная работа, что вы прятались в шкафу и жевали бумагу!) Теперь вам тридцать с чем-то, и жизнь наконец-то заиграла яркими красками.

Вы успешны в работе. У вас есть по крайней мере четыре хороших платья. Вы были в Париже, экспериментировали с анальным сексом, умеете настроить бойлер и можете ввернуть цитату из «Бесплодной земли», делая коктейль «Виски Мак».

Так не странно ли, что появление естественных признаков возраста, в том числе на вашем лице и теле (морщинки, потеря упругости кожи, седые волосы), превращает вас в мишень для агрессивного превосходства и нетерпимости тупиц? Что на вас давят, принуждая… полностью избавиться от этих признаков! Создается впечатление, что вы сохранили порядком подростковой доверчивости и некомпетентности, а попросту говоря, совершеннобеззащитны, если кто-то немного умнее и старше берется трахать вам мозг.

Я не хочу этого! Я хочу лицо со всеми морщинами и следами усталости и рот с пожелтевшими зубами, который без лишних слов приказывает алчным манипуляторам отвалить. Я хочу лицо, с которым уместно будет, растягивая слова, процедить: «Я видел больше сопливых младенцев / нечестных линейных менеджеров / крутых горных перевалов / сложных танцевальных па / реального бабла, чем ты за всю свою жизнь, солнышко. Так что убирайся из моего кресла и принеси мне сэндвич с сыром».

Морщины и седина словно говорят: «Не вздумай со мной шутить». Это эквивалент естественной предупреждающей окраски вроде желтых и черных полос на теле осы или маркировки на заду у паука «черная вдова». Морщины – это ваше оружие против идиотов. Морщины – ваш предупреждающий знак « Держись подальше от мудрой, нетерпимой женщины».