Быть зверем
Шрифт:
Старик не солгал. На третий день, в полдень, стражники вывели Чимая наружу и препроводили в помещение, где уже находился Гарсия. Они хмуро взглянули друг на друга и отвернулись. Чимай с радостью убил бы ненавистного чужеземца, но еще большую ненависть у него вызывал теперь глупый правитель Лакамтуна, не пожелавший даже выслушать его. Чимай знал, что самоуверенность Кабналя станет причиной гибели их народов…
Когда в сопровождении помощников верховного жреца – чаков пленники поднялись по высокой лестнице на вершину пирамиды и были брошены на колени перед изображениями богов, Чимай поднял голову, печально глядя на белое облако, лениво плывущее по голубому небу. Он прошел такой опасный путь, чтобы заключить
Чимай увидел, как прилетел кецаль и опустился на край крыши храма. Священная птица с любопытством наблюдала сверху за происходящим. Чонталь перевел взгляд на белокожего чужеземца, стоявшего на коленях чуть поодаль под охраной двух чаков. Он был обнажен, как и Чимай, все тело его вымазано голубой жертвенной краской, а грязные, спутанные волосы липли к покрытому капельками пота лбу. Взор чужеземца был затуманен, казалось, он не понимал, что происходит вокруг него. Он уже не сопротивлялся и не кричал, как прежде. Просто стоял на коленях, сгорбившись и склонив голову.
Верховный жрец, заметив сидящего на крыше храма кецаля, вознес руки к небесам и, указывая на птицу, закричал так, чтобы слышали сотни людей, собравшихся внизу у подножия пирамиды:
– Бог Неба Ицамна шлет знак нам, детям его! Птица кецаль, вестник богов, послана к нам, чтобы показать, что Ицамна жаждет жертвенной крови, и готов принять ее!
Толпа восторженно взревела, и чаки, подхватив Гарсию за руки и ноги, быстро перенесли его и положили спиной на холодный жертвенный камень. Пока жрец с длинным обсидиановым ножом в руке шел к нему, испанец лежал, удерживаемый чаками за руки и ноги, не отрывая опустошенного взгляда от маленького облака, одиноко плывущего по небу. Он молился. Яркий свет слепил его глаза, но Гарсия продолжал неотрывно вглядываться ввысь, наблюдая, как облако медленно приблизилось к солнцу и закрыло его. Испанец продолжал шептать молитву, когда облако вдруг сменило очертания, и он увидел силуэт в белых одеяниях, окаймленный пробивающимися лучами солнечного света. Голос донесся до него:
– Ты тот, кто помогал мне?
– Да, Господи, я служил тебе верой и правдой, – его потрескавшиеся губы еле шевелились.
– Ты тот, кто нес людям добрую весть? Ты тот, кто наставлял их на путь истинный?
– Да, Господи, я был рыцарем католической веры. – Струйка крови потекла из треснувших губ, наполняя рот испанца солоноватой жидкостью.
– Ты убивал во имя меня?
– Да, убивал… многих…
– Ты пытал во имя меня?
– Да, Господи, я пытал во имя тебя, – надежда на спасение затеплилась в сердце Гарсии.
– Ты хорошо выполнил свою службу во имя меня. – Силуэт стал более отчетливым.
– Ты спасешь меня, Господи?
– Нет, ты мне больше не нужен, – силуэт полностью заслонил солнце, и человек увидел, как почернели его одеяния, как злобно сверкнули его глаза, а изо рта демона изверглись языки пламени.
– Ты, Дьявол! – в ужасе закричал Гарсия. – Господи! Прости меня Господи! Ибо заблуждался я, служа Дьяволу думая, что сражаюсь во имя твое!
И в этот миг острый обсидиановый нож вспорол его грудь, и спустя мгновение Гарсия увидел свое сердце в окровавленной руке жреца.
Когда растерзанное тело иноземца скатилось вниз по ступеням храма, жрец повернулся к Чимаю, приказывая своим помощникам бросить его на жертвенный камень. Но едва они распластали его на камне, как маленькая, яркая птица с длинным, переливающимся цветами радуги хвостом взмыла с крыши храма, а затем плавно опустилась вниз, кружа над телом чонталя, словно пытаясь прикрыть его своими крылышками.
– Это знак… это знак, – пронесся ропот по толпе зевак. – Кецаль, священная птица богов, защищает его. Боги хотят, чтобы он жил.
Помощники в страхе отпрянули, а испуганный жрец выронил нож, прикрывая перепачканными кровью Гарсии руками лицо, и пал на колени, умоляя богов не наказывать его за едва не совершенную ошибку.
– О, Ицамна, грозный Бог Неба! – вскричал он, вознося руки к небесам. – Пощади меня, раба твоего, неверно истолковавшего указания твои…
На этот раз Кабналь, правитель Лакамтуна, радушно принял Чимая. Большой толстый человек в красивом головном уборе, с наброшенной на плечи накидкой, сотканной из маленьких птичьих перьев, он сидел на троне в окружении коленопреклоненных сановников. Его запястья и щиколотки украшало множество браслетов из драгоценных камней, мочки оттягивали тяжелые подвески, а над верхней губой торчала нефритовая трубочка, пронзающая носовую перегородку. В левой руке он держал череп Каб-Чанте.
Чимай вошел во дворец в сопровождении стражников и по обычаю пал ниц перед властителем Лакамтуна.
– Поднимись, храбрец, вернувший моему народу святую реликвию. – Кабналь слегка повел короткими пальцами, унизанными изящными кольцами. – И подойди ко мне.
Чимай встал и медленно приблизился к трону. Сановники почтительно склонили головы, искоса поглядывая на изможденного чонтальского гонца завистливыми глазами, ведь мало кому выпадала честь стоять у трона правителя. Все они знали, что боги вступились за чонталя, послав священную птицу. Знали они и о том, какая жестокая участь постигла жреца за неверное истолкование воли богов. И они трепетали, боясь выказать Чимаю неуважение.
– Передай владыке чонталей Пачималахишу, что я готов забыть былые распри, – голос Кабналя был очень благожелательным, – и вступить с ним в союз против белокожих бородачей, если такова воля богов.
Чимай почувствовал, как учащенно забилось сердце в его груди. Значит, не зря он проделал полный тяжких испытаний путь, не зря погибли его друзья. Но в этот момент, тяжело дыша, в зал вбежал один из старших жрецов. Он резко остановился на входе, и упал на колени. Сановники удивленно обернулись на него, поражаясь бесцеремонности наглеца, но Кабналь, бросив строгий взгляд на застывшего в ожидании жреца, сделал легкое движение пальцами, позволяя ему приблизиться. Согнувшись в поясе и не глядя на своего повелителя, жрец быстро подошел к нему, снова упал ниц и что-то зашептал. Когда он закончил, Кабналь долго и недвижимо сидел в раздумье, будто заснул с открытыми глазами, но потом поднял голову и подозвал одного из своих телохранителей. Тот немедля повиновался, удивленно передал повелителю свое копье и дрожащими руками принял от него священный череп Каб-Чанте.
– Печальную весть принес этот человек, – вставая с трона, произнес Кабналь. Голос его был тверд, но взволнован. – Огромное войско белокожих чужеземцев, ездящих верхом на страшных зверях и убивающих людей из огненных трубок, вторглось с севера в границы Лакамтуна, уничтожая на своем пути моих подданных. Они быстро приближаются к нам, сметая все на своем пути. – Кабналь замолчал. Он стоял, широко расставив ноги, крепко сжимая в обеих руках обернутое шкурой ягуара древко длинного копья, и сейчас стало видно, что за тучностью правителя скрывается храбрый и яростный боец. – Подойди ближе, Чимай, – продолжил владыка Лакамтуна. – Ты доказал свое великое мужество в схватках с чужеземцами, и можно позавидовать Пачималахишу, если у него есть такие умелые воины, как ты. Мне жаль, что для объединения наших царств уже нет времени, но я дарю тебе это копье в знак уважения и прошу сражаться на нашей стороне против общих врагов. Согласен ли ты, отважный чонталь, пойти в бой рядом со мной или хочешь вернуться в свою страну? Выбор за тобой.