Бытовая химия
Шрифт:
– Может быть, снимешь пальто? И шапку?
– Я… эээ… нет… спасибо. Боюсь, у меня начинается озноб.
– Правда?
– Да… брррр… – Я обхватил себя руками, растирая кожу и используя все средства, чтобы продемонстрировать сказанное. В комнате было градусов двадцать пять, Джорджи была босиком, в одной футболке и обрезанных до шорт джинсах.
Она шагнула вперед и положила руку мне на лоб. Рука на лбу была прохладной, поэтому волоски у меня на шее зашевелились при ее прикосновении.
– Ничего себе, да ты горишь. У тебя, наверное, жар.
– Ну, теперь у меня не жар, а эрекция…
Да. Именно это я и сказал. Отлично. Я бы хотел думать, что слова вылетели неизвестно
Но пугающей правдой было то, что родились они в результате долгой внутренней борьбы. Может быть, не такой долгой, если мерить скучным тиканьем часов, но в моем мозгу прошло около миллиона лет, пока я принимал решение, сказать их вслух или нет. Джорджи медленно подошла ко мне и положила руку на лоб. Ее прикосновение было настолько стремительным, что скорее походило на нежный шлепок, но я прочувствовал его так, словно он проходил в несколько этапов. Я ощутил кончики ее пальцев, они на секунду остановились, затем рука развернулась таким образом, что вся ее ладонь легла на мой лоб. Ладонь замерла там на некоторое время, но потом я почувствовал, как она переместилась чуть в сторону, словно измеряла температуру уже в другой части лба – для сравнения. Потом рука мягко оторвалась ото лба, кончики пальцев дотронулись до него первыми и оторвались последними: они словно прошлись по коже, сдвигаясь чуть в сторону лица, прежде чем полностью потерять с ним контакт. Именно в этот момент я почувствовал уплотнение в районе паха. Посмотрел на Джорджи и был очень обеспокоен тем, что всего-то несколькими сантиметрами ниже наших встретившихся взглядов мой пенис рвется на свободу. Я не смел опустить глаз, чтобы оценить размеры возникшей проблемы, в ужасе, что глаза Джорджи инстинктивно последуют за моим взглядом, но по ощущениям речь шла о длине и плотности микрофонной стойки: если бы я быстро развернулся, то уж точно выдал бы себя, одним движением смахнув со стола всякую мелочь. Я мог и просто сделать вид, что ничего не произошло, и продолжать вести себя так, словно все в порядке вещей, пока мне не пришлось бы ходить, сидеть или стоять ровно. Или попробовать сделать происходящее менее заметным и ужасным, например, крикнуть: «Посмотри-ка туда!», и пока взгляд Джорджи блуждал бы где-то вдалеке, я мог бы вступить в бой с собственным членом и заставить его принять более удобное положение. Но я тут же отказался от этой мысли: а если бы она уже перевела взгляд на меня и обнаружила, что я занят неизвестно чем? Или я мог бы разрубить все узлы, заявив о ней прямо. Иногда это самое лучшее, не так ли? Если вы появляетесь на деловой встрече с пятном на галстуке, нельзя сделать вид, что его нет, а все старания спрятать неряшливость зачастую только ухудшают ситуацию. Поэтому лучше всего сказать: «Внимание! Смотрите, я только что посадил пятно на галстуке». Признайтесь, покажите, что для вас проблемы не существует, и все забудут о ней и будут жить дальше. Так что, вы понимаете, я все взвесил прежде, чем открыл рот и обратился к Джорджине Най в ее гостиничном номере:
– Ну, теперь у меня эрекция…
Ее глаза расширились, а на лице было смешанное чувство удивления с чем-то вроде «О! Поздравляю! Я так рада за тебя!».
– …Ха-ха-ха, – добавил я в надежде на то, что, ну… господи, не знаю на что, ну, чтобы уберечь себя от того, чтобы она не закричала во всю глотку и не стала хлестать меня по лицу телефонным шнуром. Я надеялся, что мое «ха-ха-ха» поможет нам найти альтернативу такому поведению.
Внезапно на лице Джорджи появилась насмешливая улыбка.
– Прости, – пожал я плечами.
Она улыбнулась,
Однако мы все еще смотрели друг на друга. Не отводя взгляда, я всего лишь старался избежать того, что она опустит глаза и посмотрит туда, даже хотя бы на долю секунды. Моргни я, и наша связь могла бы оборваться. Будто я вел психологический бой с медведем. Наконец напряжение спало, и она уже было направилась в сторону дивана. Но – эх! – вот оно! Уже на повороте она опустила вниз глаза и быстро оглядела мое хозяйство. Мои плечи безжизненно ссутулились, такой позор! Но что еще хуже, подглядев за происходящим у меня в штанах, она слегка хрюкнула, подавляя смех. Вот так незадача: то паника, что она углядит мою внушительную плоть, а как только это происходит, она издает хрюкающий смешок, тем самым демонстрируя, что мой дух вот-вот будет сломлен. В ту же секунду, как мои уши приняли сигнал, мой пенис сник, он уменьшался поразительно быстро. Чуду подобно, что он не издавал свистящий писк сдувающегося воздушного шарика.
Джорджи уселась на диван, подогнув под себя одну ногу.
– Да… – сказала она.
– Да. – Я второпях осмотрел комнату. Было невозможно усесться на диван рядом с ней после тех знаков, что только что подавали мои гениталии, так что я схватил стоявший за письменным столом деревянный стул и поставил его прямо напротив того места, где сидела Джорджи. Она стиснула губы, пока я волочил стул, и изо всех сил старалась сдержать улыбку. Нас разделял кофейный столик, именно на него я и поставил диктофон.
– …Ну, ты готова?
– Конечно. Ты что-нибудь хочешь до того, как мы начнем?
– В смысле?
– Ты хочешь что-нибудь? Попросить, чтобы принесли кофе, или чай, или что-нибудь еще…? До того, как мы начнем?
– А, нет, спасибо. Я в порядке.
– Парацетамол, может быть?
– Что, извини?
– Ну такое лекарство. Это жаропонижающее.
– Нет, нет, все в порядке, но все равно спасибо. – Я провел рукой по лбу, чтобы вытереть испарину, и этот жест напомнил о том, что на мне сноубордическая шапочка пронзительно лилового цвета (вот так козырь) и надета она была поверх прически под названием «на временной реконструкции» (вот так).
Пытаясь спрятаться за профессионализм, я сразу засыпал ее вопросами, что возникли у меня с первого момента работы над книгой. Она с готовностью отвечала на них и даже предоставила мне массу дополнительного материала. Все биографические сведения были мне уже известны, так что Джорджи рассказала несколько действительно смешных историй и несколько закулисных сюжетов из гламурного мира шоу-бизнеса. Они вполне пригодятся для книги, надеюсь, мне удастся подделать доверительный тон, чтобы все это предстало настоящими исповедями.
Мы проговорили несколько часов. Джорджи выкурила полпачки сигарет, и порой я забывал не только то, что на мне эта дурацкая шапка, но и что я опрашиваю ее для книги: казалось, мы просто беседуем. Она интересовалась моей жизнью, писательством и издательским делом, и могло пройти четверть часа до того, как я вдруг осознавал, что не она рассказывает мне историю свой жизни, а я ей. На это не стоило тратить диктофонную пленку, я и так знал свою жизнь от и до и понимал, что книги из нее не получится. Именно из-за пленок, кстати, нам и пришлось прерваться. Когда закончилась последняя, что была у меня с собой, нашей беседе пришел конец. Во мне поднялась волна легкого раздражения, примерно такое чувство бывает в школе на письменном экзамене, когда объявляют: «А теперь все положили ручки на стол и сдали тетради». Удивительно, что именно тогда осознаешь, о чем должен был написать, и в голове появляется туча невысказанных мыслей.
Конец ознакомительного фрагмента.