Бюро убойных услуг
Шрифт:
Как выяснилось, убитого звали Шарль Айм. Тридцать шесть лет, холост, атташе бельгийского посольства.
Алиса Гусева, невеста Шарля, изучив фотографии, пришла к выводу, что трусики, обнаруженные в кармане ее жениха, принадлежали Наталье Лигановой, ее подруге, из-за чего, собственно, между ними и вспыхнула драка.
В день убийства Гусева рассталась с женихом около десяти вечера, после чего отправилась в «Лиловый мандарин». Ее алиби подтвердили свидетели.
Лиганова настаивает на том, что не видела Шарля в тот день, но, похоже, врет: нервничает, глаза
Адрес убитого я узнал от Алисы и отправился к нему домой. Перед подъездом бельгийца я обнаружил Пашу Зюзина, стоящего над трупом Шарля Айма — вернее, его двойника.
По словам майора, двойник Шарля вылетел через закрытое окно за минуту-две до моего появления и минуты через три после того, как он вошел в подъезд, так что самоубийством это быть никак не могло.
Дверь в квартиру атташе была открыта, все внутри перевернуто вверх дном. Преступник из подъезда не выходил — за подъездом наблюдали сначала Паша, а потом Тарас Гришко — знакомый майора. Скорее всего убийца скрылся через подвал — его дверь была открыта, замок в ней сломан, а вентиляционные отверстия там достаточно широки, чтобы в них мог пролезть человек.
Ни бумажника, ни документов у второго Шарля не оказалось, толькосигареты и зажигалка. Судя по идентичной внешности; это был брат Айма. Для того чтобы связываться с бельгийским посольством, время было слишком позднее. Это можно будет сделать прямо с утра. Думаю, что личность второго покойника мы установим без труда.
Подвал и квартиру мы опечатали. Завтра там поработают эксперты.
— Убиты два иностранца, мать их так, — простонал Иван Евсеевич. — Да еще дипломаты, по крайней мере один дипломат. И это после триумфального захвата банды особо опасных школьников и погрома, устроенного нашим спецназом в «Контрольном выстреле». Ты представляешь, что скажет мне завтра генерал Блудов?
— Не думай об этом, полковник, — посоветовал Колюня и подлил водки в стакан начальника. — До завтра еще надо дожить.
В семь утра Колюню Чупруна поднял с постели телефонный звонок.
— Ты не помнишь, на трусах была вышивка? — поздоровавшись, спросил Денис.
В отличие от измученного бессонной ночью опера журналист был полон сил и энтузиазма.
— Что? — очумело пробормотал Колюня. — Какие еще трусы, какая вышивка?
— Как это какие? — изумился Зыков. — Голубые, те самые, что у покойника в кармане нашли. У тебя, часом, не амнезия? Мне нужно знать, есть ли на них вышивка. Она должна быть в самом низу, на уровне наиболее ценимого мужчинами фрагмента женской анатомии. Может, там был гномик маленький вышит или кораблик?
— А почему гномик?
— Не знаю, может, и не гномик вовсе, а что-нибудь другое. Гномика я для примера назвал. Вспомни, а?
Чупрун потряс головой и энергично поскреб пальцами затылок, пытаясь возродить к жизни безнадежно сонный мозг.
— Вышивка, говоришь?
— Да так, версию одну хочу проверить.
— Ох уж эта молодежь! — Зевнув во весь рот, Колюня сел на кровати. — У меня дома есть еще несколько фотографий, может, на них эта штука и видна. Сейчас посмотрю. Подожди минутку.
Покопавшись в наваленных на столе бумагах, опер извлек снимки из папки.
— Есть! Точно! Это вышивка! — сообщил он в трубку. — Только не гномик, а крошечный голубой полумесяц. А в чем дело?
— То были трусики не Лигановой! Я знаю, кому они принадлежат! Жене одного бизнесмена, Андрея Сикор-ского. Он живет на улице Готвальда.
— Ну, ты даешь, брат! Откуда ты узнал про вышивку? Ты у нас, часом, не ясновидящий?
— К сожалению, нет, — засмеялся Денис. — Просто вчера вечером точно такие же трусики, только с бабочкой, а не с полумесяцем, подарил моей жене один бернский зенненхунд.
— Что, опять иностранец? Немец, что ли? — изумился Колюня. — И часто Кате делают такие подарки?
— Да нет, ты не понял, это не иностранец, а порода такая. Пес здоровенный, с теленка, черный с коричневыми подпалинами. Зенненхунды раньше в Берне бидоны с молоком на тележках перевозили.
— Вот это, я понимаю, эволюция! — восхитился Чупрун. — Раньше молоко перевозили, а теперь дарят шикарное нижнее белье приглянувшимся им блондинкам. Честно говоря, иногда я даже завидую братьям нашим меньшим.
— Обезьяна тоже в свое время взяла в руки палку, — заметил журналист. — До сих пор последствия расхлебываем. Так вот, вчера моя жена пошла тренировать Штерна, бернского зенненхунда, к тому самому бизнесмену с улицы Готвальда. Штерну Катя понравилась, и он принес ей точно такие же трусики, как на фотографии, только напротив причинного места у них была вышита золотистая бабочка.
Андрей объяснил, что его супруга на всем своем белье вышивает своеобразные метки — крошечные розочки, бабочек, гномиков — они у нее в швейной машинке запрограммированы.
— То есть в кармане атташе были трусики не Лига-новой, а жены этого самого бизнесмена? — подытожил опер.
— Похоже, что так.
— А адресок этого бизнесмена у тебя найдется?
— Конечно. Мне Катя дала.
— Отлично! Продиктуй-ка мне его. В голосе окончательно проснувшегося Колюни звучал охотничий азарт.
Зенненхунд Штерн подозрительно обнюхал штанину Колюни Чупруна, но так и не понял, нравится ему этот мужчина или нет. Хозяин, стоящий у входной двери, явно нервничал, да и от незнакомца исходило тревожащее ощущение агрессивной настороженности.
— Умница, хороший пес, — опер почесал зеннен-хунда за ухом. — Значит, на таких, как ты, швейцарцы молоко возили?
— Почему вас интересует моя жена? Подозрительно осмотрев со всех сторон Колюнино удостоверение, Андрей Сикорский вернул его оперу.